Николай мельком одобрительно взглянул на привычное: чашки, сахарницу, кофейник и передвинул вазочку с овсяным печеньем, чтобы композиция предметов совпала с ощущением свободной точности.
Лидия у окна отодвинула ажурную занавеску и смотрела в окно вниз на набережную.
— Что, Лидушка, он ходит? — спросил Николай.
— Ходит. Наверное, иззяб и устал.
— Тогда пригласите его.
Лидия отодвинула занавеску, постучала громко по стеклу и помахала рукой.
— Брат Николай, — с укором произнес Филолект, — зачем?
— Полноте, — в тон ответил Николай, — сыщик — тоже человек. Чем мы открытее, тем меньше в нем роится подозрений. Лидушка, отворите дверь товарищу.
Через три минуты в комнате появился молодой человек, короткоусый и пухлощекий, росту выше среднего, востроглазый, уверенный в себе и без особых примет, по которым его можно было бы запомнить. Он как-то одним махом, прицельным взглядом, зафиксировал всю комнату с обстановкой и людьми, — слева направо, — высокий красного дерева с полированными стеклянными дверцами книжный шкаф во всю стену, фикус у окна, кожаный диван, круглый стол, стулья с высокими судейскими спинками, еще книжный шкаф, но пониже и попузатей, и даже, кажется, зафиксировал самого себя, стоящего в дверном проеме.
— Ловко! — искренне восхитился Николай. — Моментально и точно. Это у вас врожденное или выработанное?
— Профессиональное, — открыто ответил молодой человек.
— Замечательно! — также искренне, но с опозданием, восхитился Филолект, разглядывая сыщика. — А скажите, только не оборачивайтесь, что за картина висит у вас над головой над дверью?
— Сто сорок на семьдесят. Холст. Масло. В манере питерского авангарда конца восьмидесятых, — довольный, улыбнулся молодой человек. — Картина отражается в книжном шкафу. А в руках у вас том Британской энциклопедии на букву «К», издание пятьдесят восьмого года.
— Потрясающе, — только и мог сказать Николай. — Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Лидушка, если нетрудно, принесите чашечку для гостя. Садитесь, — Николай похлопал по дивану.
Молодой человек прошел, ступая по вощеному паркету мягко и осторожно, как лесной зверь. Сел и взглянул в лицо Николая открытыми невинно-наглыми серыми глазами.
— Позвольте представить, Филолект Софронович, или брат Филолект, в детстве откликался на «Филю», ныне человек на пенсии. Сестра Лидушка, домохозяйка от рождения. И ваш покорный слуга Николай Порфирьевич.
— А где остальные?
— Кого вы имеете в виду?
— Амвросий и Сюзанна.
Николай пожал плечами:
— Где-то гуляют по улицам прекрасного и родного города. А все вместе, как вы, вероятно, знаете, — это союз сумасшедших. Иными словами, страховое общество сознания. СОС. Так сказать, сумасшедшие — самозванцы. На учетах в психушках не состояли. Социальной навязчивости не демонстрируем. Просто обмениваемся шизухой на принципах личного обаяния. Безумие, знаете ли, поливариантно, и для устойчивого состояния сознания, гомеостаза духовности, оставленного нами в целях амбивалентной гармонизации воображаемого и действительного... короче говоря, вы все поняли про нас?
Гость кивнул. Лидия принесла чашку с блюдцем, поставила на сервировочный столик. Налила кофе из фарфорового кофейника. Чашку свою и для Филолекта поставила на круглый стол и села, разглядывая гостя.
— Филолект Софронович, вы не нервничайте, — сказал гость, — я надолго не засижусь. Служба.
— Простите, — сказал Николай, — я не расслышал вашего имени.
— Павел Николаевич Щеглов, — чуть приподнявшись, отрекомендовался гость. — Практикант наружного наблюдения.
— Это ваше имя или псевдоним? Как это принято у литераторов и контрразведчиков? — спросил Филолект.
— Это псевдоним, — повернувшись, признался доброжелательно практикант. — В действительности я Павел Константинович Синицын.
— В вашей конторе много птичьих имен и псевдонимов?
— Нет, есть и млекопитающие имена, — с добродушной откровенностью, за которую не надо платить, ответил практикант. — Есть Быков, Зайцев, Волков, Козлов, Меринов, Бугаев, Ужов...
— Ужов — яйцекладущий, — заметил Филолект. — Значит, тоже птица.
— Ему это не мешает, — парировал практикант.
— А вы, товарищ Синицын...
— Щеглов, — строго поправил практикант, — для вас я Щеглов и никто другой.
— Да, да, — улыбнулся Николай, — я запамятовал, мы живем в мире псевдонимов. Вы еще учитесь или закончили образование?
— Студент — юрист. Точнее юрист-студент.
Читать дальше