Игорь Адамацкий - Созерцатель

Задача была не из легких, но я надеялся, что мне повезет: только европеец может логически верить в чудо — если оно существует, оно непременно произойдет, а если оно не должно произойти, то оно по неисповедимым законам предположений произойдет даже быстрее, чем в первом случае. К счастью, путеводитель по Киото был составлен таким образом, что облегчал поиски. В карманный компьютер я вложил систему поиска с учетом времени года и суток, возраста учителя и возможной эволюции его взглядов, расположения звезд и планет, интенсивности солнечного излучения и количества осадков за минувшую неделю и так далее, не обойдя вниманием и такие, казалось бы, мелочи, как внешнеторговый баланс государства и количество выловленной рыбы.

Через час я входил в монастырь Тэнрюдзи. Асито-сан сидел на толстом плоском камне у мостика через ручей и смотрел на бегущую воду. Я сразу понял, что он — это он, и он, видимо, понял, что я — это я. Он поднял лицо, и несколько мгновений мы общались молча, одними взглядами. В его взгляде было: «Ты пришел спросить меня, но истина данного момента утекла с водой этого ручья, а вечной истины нет ни у кого, даже у Будды». В моем взгляде было: «Я готов изнасиловать ваш покой, но вам придется ответить на мои вопросы».

Я с поклоном и негромко представился, подал рекомендательное письмо Свенсона и присел рядом на соседний камень.

Асито-сан был стар — лет под девяносто. В широких рукавах кимоно с фиолетовым орнаментом две руки казались чужими, принадлежащими либо настоятелю монастыря, который прошел за кустами слева, либо мне, которого охватило медленно спокойствие сада, его гармоническая оформленность и сущностная недвижность.

— Как поживает Карл-Густав? — по-английски спросил Асито-сан, возвращая письмо, и этим равнодушным жестом возврата настраивая разговор на то, что не принадлежало ни мне, ни ему, ни настоятелю монастыря, который теперь неожиданно прошел за кустами справа.

— Свенсон в отличной форме. Летом много ездит на велосипеде, а зимой на лыжах... Асито-сан, я познакомился с несколькими вашими давними статьями...

— Увы, — отозвался старик, глядя не на меня, а в ручей, — увы. Вначале было слово, поэтому все дела мы оставляем на потом, а когда приходит это «потом», мы забываем, как оно называется и что означает.

— Это так, — сказал я осторожно, — но божество перекрестка способно подсказать, в какую воду забрасывать крючок вопроса, чтобы выловить рыбу истины.

— А если рыба кормится у других берегов?

Этот вопрос прозвучал одновременно с ударом храмового колокола, и звук, густой, как пыльца осенней бабочки, прошелестел по саду, оседая на темной зелени кустов.

— Тогда я осознаю неудачу и отправлюсь в другое место переживать ошибку смерти невыловленной рыбы, — произнес я, глядя в графически четкий профиль старика.

— Свобода и судьба — две противоположности, между которыми мечется человек, не в силах сделать выбор. — Асито-сан повернул лицо, и глубоко в его глазах промелькнула ирония, как тень птицы в проеме раздвинутых сёдзи.

Я понял: говорить с ним — то же, что совмещать части разбитой вазы, — целостность оказывалась нарушенной.

— В иные эпохи, — продолжал я пылить по пустой дороге, — в иные эпохи и закукарекать не вовремя — уже подвиг.

— Лежащая на земле тень дерева, — голос старика стал тоньше, — может быть короче и длиннее, она зависит от солнца. Но само солнце не зависит от человека. И потому зачем тебе знать истину? Она может быть прекрасна сама по себе, но что она прибавит в тебе, кроме восторга? Его и так слишком много в этом мире, как будто мы боимся забыть о слезах.

— Небо и земля словно белок и желток в яйце, — решительно сказал я, — а зародыш — человечество. Но может быть и так, что яйцо протухнет прежде, чем вылупится цыпленок. Мой нос уже чувствует тухлый запах, хотя мысль еще надеется.

— Повернись к другому ветру, — неожиданно улыбнулся Асито-сан. — Что ты выберешь — рассказ о купании в сильную жару или само купание?

— Я выберу камень, с которого могу увидеть капли на мокрых плечах, — в тон ответил я.

— Аппарэ, — сказал старик, прислушиваясь к тающему дыханию второго колокола. — Овладеешь, если оставишь, и потеряешь, если найдешь. Пойдем, я познакомлю тебя со своей внучкой. Она сочинила хайку о том, как черенок листа прицепился к хвосту ветра, чтобы предупредить цветы о лиловом тумане, сползающем с холмов.

Последнюю фразу Асито-сан произнес по-японски, и я не совсем уверен, что правильно его понял.