Я перевел дыхание и закончил:
— И горе тому, кто усомнится в истинности моей веры.
— Amen, — сказала Николетта. — И пусть я буду верна тебе всю жизнь до самой смерти и после. Интересно, кто будет, — мальчик или девочка?
— Если pH низка и энергофонд Y-хромосом низок, то будет девочка.
— Тогда только девочка, — убежденно сказала Николетта, — и дочка, и внучка, и все остальные. И все они будут называться Натали.
16
Марсель встретил нас дождливым сереньким утром: все живые, яркие, лаковые краски пошли на рекламные проспекты и оттого город казался обескровленным долгой хворью. Николетту и меня это не обескуражило: праздность, полнокровная, солнечная, — жила в нас и требовала выхода, потому все нам представлялось возможным и беспечальным.
Толстый и веселый итальянец, пропахший рыбой и бензином, шофер огромного синего трейлера, взялся довезти нас по пути, и через час тряски и темпераментных поворотов мы оказались возле небольшой рыбачьей деревушки, к которой сбегала неширокая каменистая дорога.
Марио (почему-то всякий итальянец непременно Марио, если только он не Антонио) помахал мне рукой, шумно сдул с концов пальцев воздушный поцелуй для Николетты и умчался à la sueur de son front [85] в поте лица (фр.)
, оставив облако пыли и вонючего дыма.
Я поднял саквояж Николетты и свой, видавший виды, но крепкий, будто бронированный, чемодан.
— Ты знаешь, куда нам идти? — спросила Николетта, рассмеявшись с такой озорной веселостью, словно все на свете ей нипочемная трын-трава.
— Я все знаю, — похвастался я. — По тропинке вниз и вниз, потом вдоль берега, видишь, сети сохнут, вот вдоль сетей и пойдем налево к тому дому с темной крышей.
— Вижу. Сети, домик, потом — как это у вас называется? — petit jardin — палисадник, так, кажется. А около дома какой-то мужчина в белом свитере.
— Умница, все разглядела. Нам к этому господину и нужно. Он ждет нас и от нетерпения копытами постукивает.
— Тогда пошли. Тебе помочь?
— Спасибо, Николетта, не помогай. Ты знаешь, когда в одном из своих прежних существований я работал мулом в каменоломне, мне очень нравилось таскать тяжести. Поэтому все хорошие привычки я переношу из одного бытия в другое.
— А кем я была?
— Птицей, — уверенно ответил я. — В недавнем прошлом ты была птицей.
— Да, я вспоминаю смутно. Слабо и смутно, как след забытого сна. Тогда мне долго не удавалось решиться полететь. Сидела на краю гнезда и страшилась высоты и ветра, и шумящих деревьев, а мое дерево раскачивалось все сильнее и сильнее, а я все крепче вонзала когти в свалявшуюся подстилку, а потом сестра-птица столкнула меня вниз, или это был порыв ветра, и я стала падать и от ужаса закрыла глаза и распахнула крылья и вдруг почувствовала, как меня что-то толкает вверх, выше и выше, и это было такое счастье, что в горле у меня что-то заклокотало и я закричала: «Э-гей!», — закричала Николетта и замахала над головой руками.
Мужчина в белом свитере, он был уже хорошо виден, лениво вынул руки из карманов и приветливо вскинул ладонь, помахал из стороны в сторону, двинулся нам навстречу.
Минут через пять в лабиринте рыбачьих сетей, остро и пряно пахнущих мокрой солью и водорослями, он тискал меня в объятиях, похлопывал по спине, отодвигался, чтобы получше разглядеть и снова похлопывал по спине. Потом, не сводя распахнутых рук, двинулся было обнять смеющуюся Николетту, но я остановил его за локоть.
— Э, подожди, это я сам умею.
— Ну, старина, — рассмеялся Грей, — экий ты заскорузлый ревнивец, консервативный эгоист. Ведь все люди братья и сестры, не так ли, мадемуазель?
— Не знаю, — улыбалась Николетта, — но это очень даже может быть. Однажды, помню, патер Шарль — духовник моей матери — говорил об этом. Но что именно он говорил, я забыла.
— Не пора ли вас представить, пока вы не забрели в богословские джунгли, где мне вас будет и не отыскать. Николетта, это тот самый Грей, о котором я столько думал последнее время. Си, это та самая Николетта, о которой я тебе еще ни слова не говорил. И не скажу. Ты сам увидишь и все поймешь.
Николетта тотчас, d'un seul coup [86] одним взглядом (фр.)
, легким быстрым взглядом охватила сухую костистую фигуру Грея, от толстых ботинок на крепкой подошве до резкого грубоватого лица и светлых спутанных волос.
Грей улыбнулся, подмигнул и крепко, но бережно ухватил протянутую тонкую ладонь Николетты.
— Я рад вас видеть в своем доме, мадемуазель, — сказал он. — По вашим глазам я вижу, что вы человек, которому неопасно доверять и доверяться, и поэтому вы всегда, в любой ситуации, можете рассчитывать на Сильвестра Грея, который может все, что только возможно на земле.
Читать дальше