— Да? — усомнилась товарищ Баранова. — А клиенты не станут жаловаться? Ведь среди них есть и ветераны.
— А мы подавим их правотой наших идей, — убежденно ответил Миркин. — Жалобы исключены. В этих двух экспериментальных девушках есть и соль, и щепотка перца, а не только изюм.
— Посмотрим, — заинтересованно сказала товарищ Баранова, и прошла в распахнувшуюся дверь общего зала.
Все тринадцать девушек сидели в мягких толстых кожаных креслах вокруг трех низких массивных дубовых столиков. Везде было много цветов, — в больших ярких уродливых вазах у стены, и на стене, и на столах, и на полу.
— Здравствуйте, товарищи, — обратилась Баранова, — сидите, сидите. Давайте поговорим по-домашнему, в атмосфере доверчивости, искренности и признательности.
Миркин подвинул кресло под Баранову, и она села, осматривая девушек. Они были в свеженьких одинаковых платьицах выше колен, кроме девушки-инвалида в брюках, скрывавших протез, и кроме «леди Нельсон», чье лицо наискосок пересекала черная повязка с вышитым орнаментом, а фигура была искусно драпирована в тяжелый малиновый бархат. Баранова еще раз оглядела с улыбкой эти милые, доверчивые, жаждущие понимания лица служительниц сладостной Венеры. Что поначалу увиделось как орнамент на лице «леди Нельсон», на самом деле оказалось многообещающим лозунгом: «love is salvation» [42] любовь — это спасение (англ.)
.
— Милые девушки, — начала Баранова и, подумав, продолжила, — завтра вы приступите к знакомой вам, и, прямо скажем, нелегкой работе, но в новых условиях организации и технологии. Излишне напоминать вам, что любой труд в нашей стране почетен. Как невесту родину мы любим, бережем как ласковую мать. И особенно почетен и ценен нелегкий женский труд. Женщина в нашей стране может все. Она поднимается в космос, опускается в шахту, на дно моря, на рельсы, идет в больницу, в школу, на завод и на фабрику. И везде своими заботливыми ласковыми руками женщина создает уют, покой и счастье, которых на земле еще очень не хватает по вине западного военно-промышленного комплекса. Нет таких дел, которые были бы не по плечу нашей замечательной женщине. Она печет хлеб, пеленает ребенка, создает точные приборы, гордость науки и техники. Многие женщины за свой доблестный труд награждены орденами и медалями, многие избраны в парламент страны. Иное дело — судьба женщины в странах капитала. Там женщина — это игрушка в руках буржуа. Там женщина — это выжатый лимон в условиях экономического кризиса. У нас все наоборот. Великий вождь пролетариата говорил, что мы каждую кухарку заставим управлять государством, хочет она того или нет. И это великое предвидение сбылось, обрело плоть и кровь, каких раньше, при царизме, не могло быть. Теперь, в условиях бесконечно расширяющейся демократии наши славные кухарки, белошвейки, доярки, литейщики и дворники решают судьбы страны.
Голос Барановой струился и журчал, как ручеек в весеннем лесу, и девушки, завороженные, слушали, не закрывая ртов.
— Но это не означает, — продолжала Баранова, — что мы можем почивать на лаврах или успокаиваться на достигнутом. Напротив, чем больше нашими успехами гордятся люди доброй воли и еще стонущие над империализмом народы, еще на вставшие на путь социалистических преобразований, с тем большей настойчивостью мы должны трудиться. От высокого качества работы каждого — к высокой эффективности труда коллектива. Быть не только прорабами и бригадирами, но и чернорабочими перестройки. И — надо учиться, учиться и учиться еще раз. Вы учитесь? — неожиданно обратилась Баранова к тоненькой беленькой девушке. Та, покраснев, вскочила и назвалась:
— Соня Мармеладова, номер тринадцатый.
— Сидите, Сонечка, — мягко сказала товарищ Баранова. — По вашему наивному и честному взгляду я вижу, что вы не учились, не окончили школу, почему?
— Я боялась учиться, — призналась беленькая. — Напротив школы была живодерня. Каждый день. Я видела из окна школы. Они сдирали шкуру с живых собак, мучили и убивали. Я не могла слышать эти страшные крики. Больших собак они вешали, перекидывая веревку через кузов фургона. Это было страшно. Я подумала: если взрослые жестокие, то чему они меня могут научить? Собаки все на свете понимают. Они пытались защищаться. Тогда их прокалывали вилами. Это было страшно. И я ушла из школы...
Девчушка умолкла и боязливо посмотрела на Баранову, не слишком ли много наговорила.
— Да, да, — печально подтвердила Баранова, — к сожалению, у нас еще есть отдельные недостатки в воспитании, отдельные проявления бездушия и зазнайства, равнодушия к жалобам и нуждам граждан. Но ведь мы с вами верим в добро, девочки? — весело улыбнулась Баранова.
Читать дальше