Стажерки, щебеча, похватали свои сумочки и выпорхнули.
— Птахи, — задумчиво наблюдая исход девушек, произнес Начтов. — Несобранные какие-то, расхристанные. Мне кажется, они и дома такие же. У Лены, например, по комнатам разбросаны пластмассовые решеточки для грудей, много-много... Ты знаешь, мне думается, нынче и девушки стали грузно двигаться, и птицы тяжело взлетают.
— Сытые, равнодушные, — ответил К. М.
Начтов выключил аппаратуру, расстегнул пуговицу у горла, ослабив галстук, смачно зевнул, стукнув крепкими зубами.
— Скучно, — признался он, сдерживая второй зевок. — В такие минуты тянет на стихи, ничего с собой поделать не могу. Пока слушал про резиновую Зину, сам сочинил.
— Прочтите, шеф.
— Смеяться будешь? Учти, я критики не терплю. Ладно, слушай: Жили в меру скромных сил Гомофоб и Гомофил, но, рассорясь, друга в лоб шваркнул мрачный Гомофоб. Тут полиция примчала. Гомофоба забирала.
Начтов замолчал и посмотрел искоса, как петух на лягушку.
— А дальше, шеф? Что с Гомофилом?
— Дальше, милый ты мой, пошла проза: больница, операция и так далее. Однако пройдет несколько лет, и они встретятся. Но это уже другая история. Скучно, — Начтов снова зевнул. — Пойдем, выпьем?
— Пока не могу, шеф, у меня семидневная епитимья трезвости. Заканчивается сегодня в шестнадцать.
— Через сорок минут. — Начтов взглянул на часы. — А потом люди пойдут с работы, очередь образуют. — Он выставил квадратный подбородок, запрокинул голову на спинку кресла. — Расскажи про уродца событий.
— Анекдот? Вот реальная история. Аспирант медицины, тайный наркоман, пригласил в гости своего учителя, профессора, убил его, тело завернул в одеяло и повесил в кладовке, а голову поместил в кастрюлю и поставил на медленный огонь — варить студень. Сам лег спать, а, проснувшись, ужаснулся содеянного и пошел сдаваться. С тех пор в институте — поговорка: держи ноги в тепле, а голову — в холоде.
Начтов улыбнулся, приоткрыл глаз, посмотрел.
— Это правда было?
— Истинная правда.
— Тогда не интересно, — Начтов вздохнул. Уже встречалось. В какой-то поэме Джона Китса влюбленная женщина поместила голову своего возлюбленного в цветочный горшок, засыпала черной землей и посадила цветы. Цветы росли пышно. Делаем вывод: в своих поступках люди не могут сделать ничего такого, чтобы уже не было описано в литературе. Уайльд прав. Представляешь? Мне тут с тобой сидим, рассуждаем умно или полоумно о разных предметах, а это все уже давным-давно описано в литературе. Или сейчас какой-нибудь щелкопер нас с тобой изображает и приспосабливает нас, безмерно вариативных, к своей однобокой концепции. — Начтов еще раз тяжело вздохнул. — Трудно стало жить и работать.
— Отчего же? По-моему, все идет нормально.
— Не-е, милый, это не ты, а твое верхоглядство глаголет. Ты заметил, наверное, что среди наших клиентов все чаще встречаются люди без внутренней опоры, полые люди, даже не одномерные, а просто — пустота в оболочке.
— Полые люди — это тоже было, — К. М. в тон вздохнул.
— То-то и страшно. И печально, и горестно. К тому же наше с тобой дело захиреет со временем. Потому что все в мире кончается предательством, все: идеалы юности, мятежи, бунты, революции, исторические и военные победы, самое предательство — все кончается предательством. Во-первых, потому, что всякая победа достается не тому, кто ее добыл, во-вторых... ну, скоро там время подойдет? Ужасно выпить хочется.
— Ладно, шеф, пойдемте. Пока подгребаем, и мой запрет кончится.
15
...нет повода к стихам есть горечь у причины долг неоплатен и необратимы слепой случайности неверные ходы не проводы любви предлоги встреч неповторимы и неотделимы печаль от счастья радость от беды созвучья живы будем гордо мочь вынашивая глубину посева без суеты пристрастия и гнева нас минет скорбно глохнущая ночь завязка пришлая и ржавый гвоздь успеха сюжет и кульминацию пророчат ответно проникающее эхо звучит слышней а голос одиноче (Канопус)
Половину дома поставили на капитальный ремонт. Жильцов выселили. Стекла выбили. Во дворе снесли два старых флигеля и два полуразрушенных кирпичных строения. Мусор вывезли. Огородили забором образовавшийся пустырь. И на этом, как сказала П. П., стройка столетия на четверть ушла в натальный период. Пустырь мгновенно зарос одуванчиком, подорожником, крапивой двудомной и лопухом, и не одно поколение футболистов и предприимчивых хулиганов выросло бы на пустыре, если бы из квартиры напротив неожиданно не съехал спортивный болельщик. Он получил отдельную квартиру на юго-западе и усвистал. Накануне, отчаливая, поддавшись уговорами Марии, он условился с дворником и устроил хеппенинг, — выкидыш мебели из окна. Школьники уговорили его перенести представление с утра на послеобеденное время и для убедительности собрали по двугривенному.
Читать дальше