Игорь Адамацкий - Созерцатель

Луна, наконец, вырвалась из плена, и, освещаемые то палевым, то снежно-синим, облака шли, как ночные корабли.

Мы все пилигримы, мы все пилигримы, как листья по ветру, по свету гонимы, мы пылью изгложены, зноем палимы, мы мимо оазисов, дальше и мимо, ведь мы пилигримы. Твой спутник умрет перед самым рассветом, измученным, гордым, голодным, раздетым, о небо, будь проклято, где же ты, где ты? Зачем он тебе вот такой, недвижим? Ведь он пилигрим. А утром все та же пустыня, пустыня, и небо все то же, пустое, бессильное, и дали все так же необозримы, и гаснет надежда в груди пилигрима. (Канопус)

— Стоп! — раздраженно возгласил Начтов, сдернул с головы наушники и, недовольный, бросил на стол, брезгливо сморщив подбородок, мельком взглянул на улыбающегося К. М. и шумно выдохнул. — А ты чего веселишься, балагур? Не слышишь, какую ахинею они несут?

— Сегодня это ваши игры, шеф, — К. М. примирительно улыбался. — У меня только внешнее наблюдение.

Они сидели рядом за столом, а перед ними в нескольких остекленных загородках несколько новых утешительниц, недавно принятых на стажировку, — одинаково молодые, образованные, пегие и житейские глупые. Девушки в наушниках и с микрофоном работали по «ситуативным» карточкам — новинка шефа — и задания были просты: утешить воображаемого клиента в ситуации утраты денег, доверия, надежды, затем в ситуации скуки, тоски, элегический неотцентрованности и, наконец, последнее на сегодня задание — импровизация на тему любви, внутренней борьбы.

Сам шеф разместился у пульта и время от времени переключался от одной утешительницы к другой, и с самого утра был недоволен, — хмурился, прерывал работу, ворчал: и тактика утешения его не устраивала, и лексика казалась примитивной, и вообще, как он говорил, «в этих фифочках не хватает жизненного каркаса», который шеф полагал важнейшим свойством гуманоидов обоего пола.

— Вот вы, — обратился шеф к одной из круглоглазых, — простите, как вас зовут? — он посмотрел в лежавший перед ним стажировочный график, — Катя-первая, да? Так вот, Катя-первая, вы знаете, какие глаза у вашего клиента?

Начтов включил пульт на общую связь, чтобы все слышали, и хитро склонив голову и выставив ухо, ждал ответа.

— У моего клиента глаза голубые, — ответила Катя-первая. — Голубые, как в стихах Есенина.

— О! — простонал Начтов и процитировал. — О, примитив! Бессмертный примитив, ты проникаешь плоть тысячелетий! Канопус, книга первая, стих восемнадцатый. Катенька, девочка, где и у кого ты видела голубые глаза?

— У моего партнера по дискотеке, — Катя-первая зарозовела.

— Они у него крашеные! — зарычал шеф, и девушки в кабинах дробно захихикали, а Лена даже прикрыла ладошкой щербатый рот. — А вы, Катя, есть рефлексодальтоник, поскольку даже если у вашего воображаемого клиента голубые глаза, цвет утешения у вас не соответствует цвету глаз клиента. И вообще у вас серые эмоции...

— Поправка номер четырнадцать, — спокойно напомнил К. М.

Недавно разработанный самим шефом устав состоял из одного многословного параграфа и сорока четырех поправок, и четырнадцатая устанавливала: «если вопрос или тема и направление разговора могут порознь или в совокупности рассматриваться как оскорбительные, утешитель вправе прекратить общение».

— Знаю, не мешай. Катя-первая, вам следует поработать над своим лицом. Вы работаете над своим лицом?

— Конечно, — пошутила девушка, разыгрывая невинность. — Гримасничаю по системе Старославского. Как это принято лицедеями этого и того света.

— Не надо архаизмов, девочка, — строго сказал шеф. — Вы меня изведете консерватизмом. Никакой самодеятельности. Не гримасничать, а дома, в светлом одиночестве перед зеркалом сомкнуть губы и лицом изображать то, что вы про себя молча проговариваете. Например, посмотрите на меня и проследите, что я про себя произношу.

Девушка с минуту смотрела в буддоподобное бесстрастное лицо шефа, затем покраснела.

— Вы ругаетесь нехорошими словами.

— Каково? Телепатка! — воскликнул с торжеством Начтов. — Я говорю, определенно в этой девахе что-то есть.

— Определенно, — ответил К. М., — но ее голос меня смущает. Чего-то не хватает, или что-то лишнее.

— Ну-ка, посмотрим, — Начтов надел наушники. — Что у вас там, милочка?

— Супружеская неверность, — глухо, как из бочки, ответила Катя в своей кабинке.

— Прекрасная тема, — одобрил шеф. — Вся строится на родимых пятнах капитализма. Как шахматная доска. Хотя в нашем обществе ни неверности, ни супружества быть не должно. — Начтов подал пару наушников К. М. — Поехали! Каждая работает по своему заданию. Вера, следите за языком. Нет, не за лексикой, а во рту. У вас иногда прорывается свист и «з» барахлит в позиционных чередованиях. Это, вероятно, следствие диалектных истоков. По-видимому, ваша прабабка происходила из Обоянского уезда Курской области? Вот видите? А вы, Лена, приготовьте по теме самостоятельную шутку. Ваш клиент мужчина? Его возраст? Отлично. Ему подойдет черный юмор с блестками оптимизма. Рита, следите за метрикой, у вас какие-то сбои. Вы французское отделение заканчивали? Ну, ничего, не огорчайтесь, это поправимо. Итак, приготовились? Поехали!