Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Кха-кха, — откашлялся в трубку мужской голос. — Привет!

— Доброе утро, — ответил К. М. со стандартной бархатистостью в голосе. — Если у вас похудел карман или на душе заскребли кошки. Если ваш внук принес двойку по закону божьему...

Шеф, разумеется, никогда не одобрил бы подобных вольностей с клиентом и всегда советовал удерживаться и по возможности балансировать на грани развязности и внутренней независимости, чтобы сразу сбивать жаждущего утешения с тоскливого настроя.

— Какой внук? У меня и детей-то нет.

— Тогда заведите. Это развлекает.

— Але, мастер, ты погоди. Я — Гоша с киностудии.

— Здравствуйте, Гоша с киностудии, — сказал К. М. — Если у вас обострились отношения с актерами. Если сценарист и худсовет упрямятся, как дорожные инспекторы. Если...

— Ты дашь мне слово вставить? — рассердился голос.

— Я вас слушаю, — кротко ответил К. М.

— Вот и слушай, не встревай. Для начала тебе полагалось бы узнать меня. Мы вместе учились в университете.

— Мы все учились понемногу чему-нибудь и где-нибудь.

— Знаю, — отвечал Гоша, — глава первая, строфа пятая. Ты вспомнил?

— Нет, — признался К. М. — Намекните на какое-нибудь событие, которое должно бы врезаться в память. Потому что я постарался забыть то, чему меня учили, и тех, кто учил, и тех, с кем учился. Все сразу.

— Ладно. Открой сундук воспоминаний и давай пороемся вместе. Может, общих девочек вспомним?

— Едва ли, — прислушался к воспоминаниям К. М., они молчали. — Я девочек ни с кем не делил.

— Тогда кабаки? — предложил Гоша.

— Кабаки, — задумался К. М., — пожалуй... Помнишь, как третьего сентября какого-то года мы объелись сосисками в угловом автомате и нас затем нещадно несло?

— Помню! — воскликнул Гоша. — Несло после пива.

— Пива не было. Или ты был не с нами.

— Да, точно, — согласился Гоша, — пиво было в другой раз. Разбавлено невареной водой. И тогда закрыли «Красную Баварию».

Гоша надолго замолчал, и К. М. начал терять терпение.

— Затягиваешь паузу, — торопил он. — Или вспоминай быстрее или кончаем игры и разбегаемся. Мне надоело.

— Вспомнил! — вдруг заорал Гоша, так что трубка сама отлетела от уха К. М. — Вспомнил! Ты делал за меня диплом, а я потом неделю поил тебя дважды в день.

— Кажется, что-то похожее вспоминаю. Точно. Диплом я писал какому-то идиоту. Так это был ты?

— Конечно. Только с той поры я заметно поумнел.

— Поздравляю, — серьезно сказал К. М. — Стало быть, университет не оказал пагубного влияния на твой интеллект? Так что ты хочешь, Гоша с киностудии? Утешения?

— Нет, — захихикал Гоша, — у меня есть две утешительницы для тела и для души. Я хочу возобновить знакомство с тобой.

— Мне запрещено назначать свидания мужчинам.

— Брось, — увереннее продолжал Гоша, — я вчера засек тебя в нашем стойле и собирался подойти, но ты исчез. Потом я сидел за вашим столиком с шефом, с очень оригинальной старушкой и милашкой. Кто она?

— Старуха — пенсионерка, милашка — застенчивая наркоманка.

— Подходит. Так вот: я договорился с твоим шефом, он разрешает тебе в любое время сниматься в моей ленте.

— Я не собираюсь сниматься даже в твоей ленте, Гоша. Не люблю сильного света в лицо.

— Не ломайся, старина, я еще не встречал человека, который вообще отказывался бы от съемок в кино.

— Теперь ты встретил. В гробу я видел твое кино.

— Помню, — хихикнул Гоша, — там я крутил на фестивале. Послушай, старина, не кобенься. Ты передумаешь, когда увидишь, что мы делаем.

— Что ж необыкновенного вы делаете, чего нельзя увидеть в сотнях других лент?

— А вот этого я тебе не скажу, придешь и увидишь. Я дам тебе отличную роль. Это я решил. У тебя замечательный чайник. Я вчера, как узрел, так и ахнул. Типаж! То, что надо!

— Что ж в моем чайнике привлекательного, носик или ушки?

— Ни то, ни другое, ни третье. Я даже спать не мог.

— От перепоя.

— Чудак, я ничего крепче кефира не пью. Дело не в этом, старина. Послушай меня, и все будет хорошо. Я делаю девятую ленту. Давай попробуем, а? Успокой мою душу. Если у тебя не пойдет — отстану, хоть навсегда. Договорились? Я хочу посмотреть, как на твоем лице пойдет мировая печаль.

— Смешной ты, Гоша, — сказал К. М. — Любой выпускник театрального училища изобразит тебе такую печаль, что рыдания изо всех мест посыпятся.

— Хочу тебя. Не мыслю мировой печали без твоей морды.

— Зрители экран заплюют...

— Не заплюют, — обрадовался Гоша, уловив сомнения К. М. — Да они застонут от сочувствия к тебе. Ну как? Подумай же о себе. Если не собираешься развеять свою скуку, тогда пожалей мою тоску по невысказанному. В кои-то веки встречаешь лицо, которое мне нужно... Не ломайся и приходи в студию. Сделаем пробу и начнем, благословясь.