Игорь Адамацкий - Птицелов

Вернувшись на службу, пару листовок я вручил начальнику отдела кадров, который, кстати, занимался делами по реабилитациям политзаключенных: «Полюбуйтесь, что в Москве творится?». Остальные листовки ушли в родной университет. Через несколько дней письмо пришло из Пушкинского Дома, где я намеревался готовить кандидатскую диссертацию по теме «Концепция человека в литературе двадцатого столетия». Спросили: вы понимаете? Ответил: понимаю.

А в одном журнале лежала моя небольшая повесть «Натюрморт с женщиной». Когда я пришел в редакцию спросить про повесть, у редактора, известного поэта-фронтовика, под бородой от ярости к моему тексту кровью на левой щеке налился шрам [94] Поэт Сергей Сергеевич Орлов (1921–1977). .

Но теперь все это не имело смысла.

Наконец-то в очередной раз я был абсолютно свободен и в полном согласии с самим собой. И, как говорил известный писатель-самоубийца, теперь «нужно жить и исполнять свои обязанности». [95] А. Фадеев «Разгром», финал книги.

Было сухое лето, яркое жаркое солнце. Я здоров, полон сил, — какого ж рожна нужно? Жизнь прекрасна.

Устроился на районную калининскую овощную базу ремонтировать старые картофельные ящики и обтягивать их металлической лентой. У меня был удобный, сработанный на заводе, полированный и хромированный молоток, и потому дело спорилось. Сказал директору базы: буду работать не до четырех, а до двух. Ответил: годится, если норму выполнишь. Выполнял. С утра поворачивал по солнцу то спину, то живот. За месяц покоричнивел до черноты. Бригада из пяти человек. Нормальные мужики. По ходу дела, когда приходили вагоны с овощами и фруктами, приходилось разгружать вагоны и перегружать фрукты на транспортер. Я всегда брал с собой сумку, чтобы чем-то побаловать ребенка. Директор морщился, но не визжал: если взять немножко, это не грабеж, а просто дележка.

Приходит как-то с Украины пульман с яблоками. Откатываю дверь: вагон до самого некуда набит отборными яблоками. Я с сумкой карабкаюсь наверх. Бригада с интересом наблюдает. Экспедитор-хохол заголосил: нельзя с сумками! Я: ребенка яблочком как-никак побаловать. Он: нельзя-а-а! Соглашаюсь: ладно, начнем разгружать. Бетонная эстакада — впритык к вагону. Я случайно неловко уронил верхний ящик углом на эстакаду. Яблоки посыпались под колеса вагона. Извините! Второй ящик также случайным углом падает на эстакаду. Яблоки — под вагон. Он понял: «ребята, не надо, согласен!» Выгрузили без потерь за полтора часа.

Между делом, как-то незаметно — по примеру ленинградской интеллигенции: андерграунд — освоил профессию «оператора газовых котельных» для дополнительного приработка. В первый же день после получения «корочки» направили меня к мастеру, чтобы «подрочился» у специалиста лучшей котельной. Она и была лучшая. Просторное, отдельно стоящее здание, потолки в пять метров, шесть огромных окон и шесть больших котлов. Красота! Светло! Благость! У крайнего котелка сбоку на скамейку я аккуратно уложил плащ и шляпу. Мастер дотошно объяснил, что и как нужно делать последовательно и безопасно.

— Отойди в сторонку, — сказал он, поднося газовую горелку. В первый раз не получилось. Потом еще раз. Ничего. Еще раз. И еще.

— Загазовано, — сказал я. — Надо подождать.

— Нормально. У нас еще в запасе задвижка на байпасе.

И тут рвануло. Лицевая чугунная плита вылетела наружу, не задев нас. Стекла четырех окон плавно, как в замедленной киносъемке, вошли вовнутрь. Зрелище необыкновенное, очень красивое. Но когда я увидел заваленную кирпичами шляпу, чуть не заплакал. Моя любимая шляпа. Не такая, как первая, но все же. Первая, зеленая, потерялась раньше. Как-то у метро «Восстания» я завозился с двумя парнями. По делу. Парни слиняли, а тут — менты. И шляпа потерялась. Меня запихнули в воронок и подсадили проститутку. В дороге девчонка расхлюпалась: «коготки порва-а-а-ла». Дура. Ей бы мои проблемы. Выпустили нас часа в два ночи. Без протокола, потому что я трезвый, и она не при делах. Пришлось шлепать пешком. По дороге я объяснял, как надо жить по жизни. Успокоилась и даже повеселела. У Московского вокзала мы попрощались. Я сказал: «Прощай, подруга. Может, еще встретимся. Не верь, не бойся, не проси. И держи хвост пистолетом».

Несколько лет спустя, когда я, по обыкновению, заходил перед работой в забегаловку напротив вокзала, куда после ночной смены из гостиницы «Октябрьская» заходили девчонки расслабиться пивом, она узнала меня. Мы оба обрадовались. И ее подруги прониклись: старый знакомый. Она мало изменилась, такая же милая и шустрая. Она родила ребенка, и теперь работала ради него. Чтобы дать ему приличное образование. Она так и сказала: приличное.