В иллюминатор было видно тяжелое здан ие аэропорта и наполненный светом стеклянный павильон, людей в нем разглядеть было трудно, но какая-то живая масса шевелилась в прозрачном кубике.
Прекрасная тема для рассказа, подумал Егор. Человек и природа. Один на один. Природе плевать на человека. Осенью — дождем. Зимой — снегом. Человеку, в принципе, тоже плевать на все. Но он смотрит на природу сквозь настроение. Осенью — печальное. Зимой подавленное … А море шумит. Потому что природа — это берег залива где-нибудь в Дюнах. Песок, валуны, шепот сосен. Шепот значительный, со смыслом, и непонятно, то ли сосны поют, то ли сплетничают, то ли скрипят от старости. Человек садится на валун, дышит ветром, слушает море и ждет. А сосны шумят, черт бы их побрал! А по берегу — вот оно — по берегу идет девушка с развевающимися, янтарного цвета волосами и в белом платье. Девушка идет босиком по песку, красиво держит на отлете босоножки, бежевые, с коричневыми бантами. Девушка идет сказать, что ее уже тошнит от пошлых сюжетов.
Трап отъехал от самолета, и Егор, сдерживая нарастающую улыбку, увидел в проходе между рядами пустых кресел женщину в зимнем пальто, серых сапогах и пестром платке. Лицо женщины неподвижно и замкнуто.
А ключ потерян, подумал Егор. Он встал, сгоняя с лица улыбку, и протиснулся мимо удивленного Павла Васильевича.
— Здравствуй, — сказал Егор. — Наконец-то.
Женщина молча кивнула и села в левом ряду на свободное место. Она сняла с головы платок, пальцами коснулась волос, поправляя выбившиеся из-под заколок пряди, закрыла глаза и ушла лицом в меховой воротник. У нее было невыспавшееся, болезненного цвета лицо, сквозь смуглоту кожи проступала бледность, особенно на скулах, под глазами тени, в углах губ неясные складки. Она почувствовала, что Егор смотрит на нее, и отвернулась к окну.
В салоне возникла стюардесса и пошла между кресел, прижимая к животу поднос с горкой зеленых карамелек. Егор взял одну с подноса, потом вторую, подержал в руках, не зная, куда их деть, и положил в карман. Неприятной показалась ему бледность погоды, и холод в самолете, и полутьма, и эти зеленые карамельки. Все это не сочеталось с теплыми живыми красками, каким он себе теперь виделся расцвеченным изнутри.
Надо с этим кончать, подумал он. Я уже клялся не раз, так что можно еще раз поклясться. А что если на самом деле расстаться? Все равно мы с ней ни к чему хорошему не придем. Мы вообще ни к чему не придем. Нет, конечно. Ни в коем случае. Законченность — свойство прошлого. Эскизность — качество будущего. В настоящем остается сомневаться.
Самолет загудел, развернулся и покатил в сторону от стеклянного павильона. Потом остановился, задрожал, взревел, разбежался и круто набрал высоту.
Поднимались на север. Слева по борту было темно и холодно, справа, когда поднялись над облаками, появилось розовое небо.
Стюардесса пронесла по проходу поднос, уставленный серыми пластмассовыми чашками с минеральной водой, потом еще раз прошла с карамельками, на этот раз красными.
Женщина изредка поднимала опущенную голову, взглядывала в темноту за бортом и снова пряталась в меховой воротник.
Егор перешел на другую сторону салона и приник к окну. Внизу под самолетом текли назад сплошные бугристые облака. Они казались неподвижными, выпуклыми, иногда свитыми в толстые жгуты. Иногда самолет попадал в слой матового света, и видно было, как с крыла стекает воздух. Потом на востоке появились длинные бело-розовые полосы и стало так светло, что можно было сосчитать заклепки на плоскости. Он смотрел, как внизу текут облака, медленно и нехотя, ему всегда нравилось видеть под собой близкие облака, а не далекую землю, это создавало иллюзию безопасности. Розовое небо над холмистыми облаками начало бледнеть, пошло слабо окрашенными пятнами, потом стало белесым, пустым, будто его и вовсе не было.
Он пересел на другой ряд к женщине, как только она взглядом позвала его. Кажется, ее раздражение отстоялось, она успокоилась, и только иногда в ее улыбке, делавшей женщину похожей на лисенка, которого застали врасплох, просвечивала прохладная сдержанность.
— Мы уже поставили рекорд молчания, — сказала она.
— Я решил, что ты хочешь прийти в себя … И никогда не уходить оттуда, — добавил он.
— Спасибо, я уже пришла. Что-то голова сегодня побаливает и ужасно хочется спать. Особенно в такой дождь. Ты не мог выбрать другую погоду?
— Законы жанра, — улыбнулся Егор. — Ничего не поделаешь. Они диктуют. Пешком или по воде лучше отправляться в солнечную погоду, а на поезде и в самолете непременно в дождь. Не знаю почему, но это так.
Читать дальше