— Понимаешь, дело какое, — объясняет один из горемык. — Вчера на этом месте тридцать восемь рублей потеряли.
Второй встал, говорит:
— Ладно, Колька, пошли...
— Хоть деньги-то нашли? — спрашиваю я у горемык.
— Какое там! — говорит. — Еще потеряли двенадцать рублей!
Кто ж знал, что тут такая суровая обстановка!
Ну, я ему отомщу!
— Слышь, — шепчу я Пунцову. — Иди отвлеки его. А я пока у него два веника ляпну. Встретимся в парилке — понял?
— А?! Ага! — громко отвечает Пунцов.
Я медленно крадусь в угол, и вдруг из другого угла раздается дикий рев, хохот, песни.
Испуганно я бегу туда и вижу Пунцова, окруженного изумленной толпой.
— Ты что?
— А что? Я внимание отвлекал, как ты велел.
— А-а-а. Понятно. Так ты и мое внимание отвлек.
На другой день, опаздывая, я быстро прохожу коридор и слышу, как Пунцов, проверяя высокие частоты аппаратуры, таинственно, с присвистом, шепчет:
— Спички — спички — спички... Це-це-це...
И потом, проверяя низкие, вдруг кричит басом: «О-о-о-о-о!!» — так, что уборщица в коридоре с гулким стуком роняет швабру.
огда, на мой взгляд, человеку конец наступает, полный? А тогда, я думаю, когда он уже ходит всюду, куда его зовут, и искренне соглашается со всем, что ему говорят.
Я лично так везде уже хожу. Приносят повестку на собрание в жакт, я иду. Сижу в зале, один. Голосую: единогласно.
И вот, решил ехать с работы домой. И тут появляется друг, которого я к тому же давно не видел, и предлагает довезти меня на своей машине. Правильно меня мой папа учил: путь, который ведет в ад, поначалу отклоняется от истинного на один какой-нибудь градус, всего! И тут любое отклонение годится — даже в сторону пользы, как кажется поначалу. Казалось бы, что плохого: встретил старого друга, который берется отвезти тебя с работы на машине?
А то плохо, что это уже отклонение, — вот что! Раз уж ты решил ехать домой на автобусе, так и поезжай в вышеупомянутом транспорте! Тебя выбрасывает толпа, а ты все равно тупо, раз за разом, ломись в полузакрытую эту дверь, потому что, хоть это и глупо, но это часть твоего плана, а поездка на автомобиле, хоть она и прекрасна, но план это чей-то чужой, пусть твоего лучшего друга, переполненного добрыми намерениями к тебе! Все равно — не может даже самый лучший друг чувствовать твоего ритма, в каждый отдельный момент...
— Машина типа «болидо», — задумчиво произносит мой друг, словно сам он еще в этом не уверен.
Машина стоит, закругленная со всех сторон до земли. И настроился я уже лезть в автобус, вверх, а тут открываю дверцу, сажусь — и ощущение падения, пустоты, мелькают мысли: «Ловушка? Обман?» — и я действительно сижу почти на асфальте, меня под поясницу подхватывает какая-то мягкая сила, и эта сила, в непривычной близи от асфальта, мгновенно уносит меня вперед...
— Саня! — говорит мой дружок, заворачивая, перехватывая руками руль.
И тут пока все верно. Меня действительно зовут Саня.
— Друзья мы или нет?
Друзья, друзья! Не собираюсь с этим спорить.
Не в этом дело!
— Год ведь уже не виделись!
Действительно, мы не виделись год. Пока все верно.
Но тот градус, тот единственный градус отклонения, о котором я говорил вначале, уже действует, неумолимо!
— Да, — беззаботно говорит мой друг. — Подожди, я заскочу тут в один дом за пакетом!
И это — все! Это конец.
Он останавливается у высокого старинного дома, убегает. А я сижу. Я пытаюсь найти в этом ожидании какой-то высокий смысл, и мне уже кажется, что я его нахожу... И вдруг все перебивается давним, тоскливым ощущением: что-то слишком часто я стою (или сижу) и вот так вот кого-то жду, пока он, ненадолго убежавший, быстро делает свои дела.
И хотя мои дела гораздо важнее, всегда жду почему-то я!..
И вся моя слабость сейчас разливается во мне. И похоже это на почти забытое детское ощущение нарастающего, сладкого испуга, когда что-то горячее начинает литься по твоей голой ноге, и уже не можешь остановиться, и с наступившей вдруг легкостью отчаяния думаешь: «А! Пускай!..»
Естественно, друг уже возвращается, медленно, виновато:
— Вот черт! Никак не могу сейчас уехать!
Я вполне понимаю его — хотел похвастать машиной, и так неудачно получилось. Я только немножко не понимаю себя — я-то ведь заранее все знал!
...На автобус, естественно, в этом месте уже не сесть: он подъезжает, складывает дверцы, все бросаются туда, заклиниваются, прилагая все усилия, но оставаясь неподвижными, абсолютно!
Читать дальше