Увидел нас, говорит:
— А-а-а, пионеры идут!
Толик тут же стоит, прижался лбом к витрине, глаза закрыл и покачивается.
— Нет, вы меня не втягивайте! Я лучше пойду в Филармонию!.. Искусство... это все. Вы не понимаете.
Тут подходят еще трое хануриков, тоже — с тяжелой жизнью, без счастья.
— Виктор!
— Леонид!
— Евгений!
Тут один меня отзывает:
— Что-нибудь нужно, шеф? Могу устроить.
Однажды я так с получки договорился с ними насчет ванны, и вдруг раздается звонок и вносят ванну, с водой и даже с голым намыленным человеком. Тот возмущается: «Вы не имеете права!» А они спокойно: «Куда ставить, шеф?..»
...Мишка отзывает меня и говорит:
— Ты с этими ханыгами не связывайся. Их вон сколько.
— Ничего, — говорю, — сила кой-какая есть.
— Ну вот, — говорит, — сильных-то как раз крепче всего и избивают. Слабому ткнули — и все. А сильному, тому крепко надо врезать. И несколько раз.
Ладно. Взяли Толика под руки, повели.
— Ты, — говорю, — помог Михееву букву пронести?
— Ну и что? — говорит. — Ну и я... Михеев, он... хитрый. Он тут и живет рядом. Шмыг через дорогу, как кот, и дома. А тут иди...
Стал, высоко так ноги поднимая, показывать, как он идет.
Короче, подходят дружинники. Так, мол, и так, мы из комиссии самоконтроля, пожалуйте номер и адрес работы вашего телефона. Толик так смотрит, неподвижным взглядом.
— Да вы что, — говорю, — не видите, товарищ приехавши?..
Тут главный дружинник, в шляпе, засмеялся:
— По-моему, он не столько приехавши, сколько выпивши. Ну ладно, ведите.
В общем, отмазали, но с огромным трудом.
Довели до квартиры, сдали с рук в руки.
Потом...
Нашли адрес Михеева — мальчики во дворе показали, звоним.
Открывает соседка, с тряпкой, моет пол в коридоре.
— Нечего, — говорит, — тут всяким шаромыжникам ходить!
— Да мы, — говорим, — сами по себе будем летчики и одновременно подводники, только что из-подо льда, на полчаса, и срочно надо видеть товарища, по секретному делу.
— Ну, — говорит, — тогда другое дело!
Запускает. А сама выжимает тряпку, надевает на голову, повязывает и куда-то идет.
Быстро проходим к Михееву и видим такую картину: Михеев лежит в сатиновых трусах и натирает перед глазами бело-фиолетовым чесноком горбушку.
И тут же Толик оказался. Удивительно! Только что домой его отвели, и уже тут оказался. Сидит на стуле и одеколоном, тройным, натирает Михееву спину, видно, на пляже обгорел в воскресенье.
— Тольша, — говорю, — бросай ты этого типа, пойдем!
Толик смотрит на нас таким упрямым взглядом и говорит так настойчиво, буквы тщательно выговаривая, губами шевеля:
— Вы не понимаете! Это... интересный человек! Вы не понимаете! Вы грубые люди!
— Да брось ты, Толик, — Мишка говорит, — это ребята жилистые. Он, со своим землистым лицом, всех нас переживет, увидишь.
Михеев так отжался, привстал:
— Так, да? Ну, ты мне за это ответишь, понял?
И снова упал и застыл.
Вывожу Толика в коридор, натягиваю ему на голову берет:
— Вали отсюда быстро, понял?
Тут Михеев выходит, уже такой корректный, в майке. Вдруг гляжу, что-то блеснуло передо мной. У Мишки удар такой быстрый, хлесткий. Поднял с пола — ножик, лезвие наполовину изоляционной лентой обмотано, чтобы очень уж глубоко не входило, так сказать, вариант «для своих». Ну, — спасибо!
— Давай, — говорю Михееву, — желаю букву с тебя получить!
— Каку-ую букву?
— Букву «Д». Можно «Е».
Выругался, куда-то пропал.
Тут сеструха его из другой комнаты выходит. Мелкая завивка, железные зубы. Хорошенькая.
— Вообще-то, — говорит, — вы мне не нравитесь, молокососы. Вот моречманы — это да!
Говорю:
— Может, сбацаем тогда?
Она говорит, недоверчиво:
— А ты умеешь, твист-то?
Я показал такое па, с забрасыванием щек за плечи.
— Ну, давай.
Тут Михеев появляется — из какого-то стойла букву ведет. Большая, тяжелая — поставит ее на одну ножку, другую заносит, как циркулем, потом эту поставит — ту заносит. Подвел ее, бросил:
— На-а!
Потом мы с Мишкой, в этой же квартире, на какую-то еще свадьбу попали — посадили нас на почетное место, все смотрят, шушукаются.
Часа через два идем по коридору. Михеев вдруг высовывается из своей двери и кричит:
— Да ты умрешь, понял? Умрешь!
И сразу захлопнулся.
Соседка, что пол мыла, закрывает за нами дверь и говорит:
— Вот, сразу видно — культурные молодые люди!
...Идем и оказываемся в каком-то совершенно непонятном районе. Мишка перед собой розу держит с той свадьбы, так похоже из свеклы вырезана — не отличишь. Идем в совершенно непонятном районе. Но с розой. А у меня на шее буква «Д» надета.
Читать дальше