Валерий Попов - Нас ждут

— Страшное дело! Непонятно только, для чего он, если кончается на обрыве.

— Это сейчас там обрыв, а потом до этого тоннеля плотина поднимется, машины по этому тоннелю будут ездить с одного берега на другой.

— А сейчас как же... Почему машины ездят по нему?

— Какие машины?

— А встретил я в тоннеле какую-то машину. Медленно ехала так... зловеще... и какие-то люди там сидели, очень страшные!

— Так это же я там и сидел! — Дядя захохотал. — Мы с Кузьминским ездили туда, посмотреть, как поднимается вода. А ты где был?

— А я в нише прижался.

— Надо же, как разминулись с любимым племянничком в узком месте! — улыбнулся дядя. — Так, значит, не узнал ты меня?

— Нет! — я покачал головой. — Освещение там было очень страшное... снизу.

— А... действительно, рожа! — дядя осветил себя снизу лампой, погляделся в зеркало.

Зазвонил телефон. Дядя поспешно брякнул лампу на стол, схватил трубку:

— Алло! Дворняка мне... Дворняк?! Я снова к вам по поводу вторичной обмотки... Вылетаете? Так... Запишу сейчас. Встрлетим обязательно! Ну за это спасибо! До встрлечи! — дядя Кадя повесил трубку. — Сам летит! — Он радостно повернулся ко мне: — Вроде как вся страна слетается сюда! Да это и понятно: крупнее стройки, чем эта, сейчас нет! Сталь к нам из Новокузнецка идёт, кирпич — из Ачинска, цемент — из Красноярска, металлоконструкции — из Днепропетровска. Вся страна работает на нас, но и мы уж должны не подвести! И мы не подводим, как мне кажется. Взять хотя бы тоннель, который ты видел уже. Тысяча сто метров его длина. Больше километра. Причём пробит он в диабазе — самом твёрдом изо всех камней! И за полтора месяца всего!

— А почему обязательно в самом твёрдом надо было пробивать? — поинтересовался я.

— Потому что плотина строится на прочной скале. Специально такое место подыскивали по всей Сибири. Ведь плотина же, видал, наверное, в скалы упирается как будто руками. Тут слабая скала не годится. Тут чем прочнее она тем лучше! Надолго строим, всё надежно должно быть!

— А если землетрясение случится — не обвалится? — спросил я.

Дядя Кадя в ответ вздохнул.

— Не должно вроде бы обвалиться! Одной стальной крепи — двести тысяч тонн! Должны удержать свод... А кто тебе про землетрясения сказал?

— Мне — никто. Я так, на всякий случай спросил. А что, бывают тут землетрясения?

Вдруг мне показалось, что пол качнуло, я схватился за стул.

— Да, вообще-то, — вздохнув, сказал дядя Кадя, — существует такая теория, что слишком сильное вмешательство в геологическое устройство района может привести к возникновению землетрясений. А мы ущелье расширили, водою его наполнили почти доверху. Сотни миллиардов тонн давят на земную кору там, где раньше ничего не давило. Так что всего можно ожидать. Надо готовыми быть!

— А нельзя как-нибудь было... аккуратнее всё делать... потише?

— Потише, говоришь? — Дядя усмехнулся. — Потише не получается. Такую реку, как Енисей, одну из самых мощных у нас на земле, остановили почти, и не только остановили — работать заставляем, в грудь, можно сказать, пихаем: «Здорово, друг!». Тут тихой жизни не получается, тут уже кто кого! Не зря он взялся сейчас за нас: по двадцать тысяч кубов в секунду уже гонит к плотине, надеется перехлестнуть, смыть с себя назойливых пришельцев!

— А он и сейчас поднимается?

— А ты думал, он ночью спит?

— А мы как же?

— И мы не спим! Без перерыва третью смену подряд бетонщики на плотине. Они поднимаются вверх — и Енисей не отстаёт.

— А когда вы его... в агрегаты впустите?

— Когда... — Дядя задумался... — Послезавтра должны! На кухню выйдем давай, оттуда видно!

Мы вышли на кухню, оттуда всё было видно. Плотина была освещена яркими прожекторами со скал, и на участках горели гирлянды лампочек, как на ёлке, и в этом освещении то и дело сверкали столбы воды, подпрыгивающие над плотиной, раздуваемые шквальным ветром.

Плотина, высокая в середине и слегка опускающаяся к концам, напоминала корабль — ярко освещённый корабль, попавший в шторм, захлёстываемый волнами, но не брошенный экипажем.

— Последний шторм, надо надеяться! — словно угадав мои мысли, проговорил дядя. — Ещё немножко, и всё наладится! А сколько было всего, даже теперь и не верится! Когда восемь лет назад приехали сюда, невозможно поверить было, что там вот... этот средневековый замок поднимется! Даже просто добраться туда было невозможно: берега — отвесные скалы, река — сплошные пороги! Глушь! Комары! Помню, вечером тогда разбили с другом Михаилом свои палатки, вот сейчас где примерно наш дом стоит, рыбку половили, укладываемся спать. Я Михаилу говорю: «Ты залезай к себе, а я края палатки твоей в землю закопаю, не то в щели комарьё налезет, а оно здесь кровожадней медведей!» Михаил до этого не бывал ещё в тайге, бодренько отвечает так: «Что? Комары?! Да я одной левой справлюсь с любым комаром!» Ну ладно. Закопал я у своей палатки в землю концы, улёгся. Заснул и вообще позабыл во сне, где я. Питер увидел, родителей, жену. Рассиропился во сне. Просыпаюсь резко, оттого что слышу рядом чьи-то тяжёлые шаги! Осторожно выглядываю из палатки: огромная, во всё небо луна и на фоне её какой-то чёрный силуэт. «Эй! — глухим голосом просит. — Закопай меня!» Потом только, когда сердце перестало стучать, вспомнил я, где нахожусь, сообразил кое-как: это Михаил стоит, а не привидение, и просит он всего-навсего, чтобы я края палатки его в землю закопал, как до этого я ему же и предлагал! Ну... проснулись, похлебали ухи. Начали с того, что уступы стали на скалах вырубать, для того чтобы хоть ногу было поставить куда, закрепиться на отвесном обрыве. Два года на то только ушло, чтобы дорогу вырубить в скалах! Ну, а по дороге уже этой остальные пошли. Техника разная! Ведь плотина как строится? Хитро! Сразу всю реку нельзя перекрывать, а строить-то надо на её дне! Плотина же не в воздухе будет висеть, надо чтобы на прочной донной скале она стояла! А как добраться до дна... если даже катер на одном месте удержаться не может — течением сносит! Как прикажешь тут строить?