Валерий Попов - Что посеешь...

— Да-a! Хотел бы я заработать себе дублёнку!

— А ты работай — и всё у тебя будет! — сказал дед. — Ну, тут уже вовсю наступает зима, — продолжил он. — Снегу наметает — до самой крыши, ветры страшные! У нас местность ровная была, степная, ветры как хотели гуляли. Но опять же ничего страшного: соберёмся все дети в избу, у нас или у Булановых, сидим, греемся, и кто-нибудь рассказывает что-нибудь. Моя старшая сестра Татьяна здорово умела рассказывать. «Вот, — говорит, — мы здесь с вами сидим, а избушку нашу ветер поднял и несёт по воздуху далеко-далеко, в невиданные края, где никто из наших не был ещё!» Мы прижмёмся друг к другу, сидим — страшно, но и интересно. Потом кто-нибудь не выдержит, выскочит из общей кучи, быстро глянет в окно, — а там не видно ничего, метель несётся, будто мы действительно по воздуху летим! Помню, я однажды пытался тоже начать рассказывать — решил свой сон рассказать. Говорю: «Снится мне степь, и иду я по ней. Иду по ней, иду...» Все начинают вдруг хохотать. Я обижаюсь. «Дайте, — говорю, — рассказать! Ну, значит, иду я, иду...» Все снова в хохот. Так я, по-моему, и не сумел рассказать свой сон. Но помню, про себя стал всякие истории сочинять. Разговаривать я не очень бойкий был, но всё время разные истории про себя воображал!

— И я тоже это люблю! — сказал я деду.

— Ну, это ты, значит, в меня, — улыбнулся дед. — Хотя и не во всём. Ну вот... Долго тянется зима. Перед самой весной однажды, помню, сильно я заболел. В избе холодно было, продуло. И помню, лежу я, на столе керосиновая лампа горит. И тут вдруг начался у меня бред. У двери на лавке ведро стояло с водой, и в него всегда ковшик был опущен, и вдруг вижу я: ковшик сам зачерпывает воду и ко мне по воздуху летит, тычется в губы. Я кричу, отмахиваюсь от него, а он отскочит и снова лезет. На крик мать прибежала со двора, сменила мне горячую тряпку на лбу. Стал понемногу я поправляться. И за окном стало светлее становиться: весна скоро. А когда весна, дома уже не усидишь! Начинают снега таять, ручейки потекут. Но и тут уже не так просто играешь, а с умом. Местность у нас засушливая была, и это единственное время в году, когда воды вокруг много, и тут уже цель у тебя: чтобы на ваш участок вода попала, впиталась. Не попадёт сейчас вода, почву не пропитает — ничего не вырастет у тебя за целое лето. И вот несётся по главному проулку в сторону обрыва целая река — и каждый из ребят канавки роет, воду отводит на огород. В огороде уже готово всё: земля такими спускающимися, как ступени, террасами сделана и одна терраса от другой валом отделена. До вершины первого вала вода поднимется — делаешь в нём дырку, пускаешь воду на следующую террасу, там поднимется до вала — спускаешь воду на нижний этаж. Террасы эти горизонтальные палы назывались. Если не делать их, вода просто стечёт по наклонному огороду в овраг, и все дела, а так она землю успеет пропитать. Только внимательно надо следить, чтобы не переполнился пал. Однажды, я помню, отлучился к дружку своему, а вода в верхнем пале поднималась, поднималась, потом хлынула во все стороны и погреб затопила: кадушки с огурцами, капустой, картошка — всё поплыло! Я прибегаю от друга, глянул — и похолодел! И тут мать выходит. «Ты где это был?» — «Да к Саньке на минуту зашёл!» — «А что это у тебя на волосах?» Я паренёк простодушный был. «Где?» — говорю и нагнулся. Мать схватила меня за кудри и как стала трепать! На всю жизнь я это запомнил: делаешь дело — так делай как следует!

А ручьи всё сильней. Нижняя часть нашей деревни — Плетнёвка называлась — вообще каждую весну полностью затоплялась, до самых порогов. Там и избы строили специальные, на высоком фундаменте, с высоким крыльцом, чтобы не затопило комнаты. Но зато и урожай в том конце самый лучший был — самые крупные огурцы, огромные помидоры!

И вот где-то, значит, в конце марта — в начале апреля наступает разлив: вода широко разливается, реки не видно, сплошное море, до самой Краишевской горы на горизонте. Потом вода начинает спадать, остаются такие небольшие озёрца, по колено, и в них рыба оставшаяся — кишит! Тут уж начинается всеобщая ловля. Особенно ребятишек азарт охватывает! «Мам, можно я кошёлку возьму?» — «Бери!» Плели у нас тогда кошёлки для подноса кормов, с отстёгивающимся дном. И вот видишь, в луже большая рыба идёт, хлопнешься на неё, накроешь, потом дно отстегнёшь и в мутной воде — вода мутная была — нетерпеливо рукой шаришь: есть или нет? Вроде бы игра, а в то время, когда и мясо, и хлеб кончились уже, приятно за обедом собственных твоих голавлей увидеть и слова матери услышать: «Это нас Егорушка сегодня кормит!»