Валерий Попов: Что посеешь...

Дед обожал делать такие открытия из живой природы, а потом требовал, чтобы и я тоже догадался: пытался пробудить мой дремлющий мозг, как он говорил.

— Ну... не знаю. — Я пожал плечом. — Наверно... молоко нагревается более быстро, чем вода!

— Эх ты! — Глаза его радостно заблестели. — Нагревается быстрее! Не в этом вовсе дело!

— Ну а в чём?

— Смотреть надо уметь! От воды и супа пар поднимается!

— А от молока разве нет?

— То-то и оно!

— И куда же пар девается? — Я на всякий случай усмехнулся.

— В том-то и дело, что никуда. Недавно об этом задумался — и открытие сделал! Оказывается, молоко сверху клейкой плёнкой покрыто и, когда закипает оно, плёнка эта не выпускает пар и он быстро накачивает её, как мяч, словно поршень вверх идёт, и, если не выключить огонь, всё выплёскивается! Понял?! — Он задорно шлёпнул меня по колену.

— Понял, — холодно проговорил я, а про себя подумал: «Тоже мне открытие, кухонного масштаба! Понял, как молоко выкипает! Очень интересно!»

Но дед колоссально обрадовался, развеселился. Он опустил в тазик ложку, намотал на неё толстую пенку, показал мне: «Видал-миндал?» — и, подмигнув, сунул ложку в рот. Потом налил себе молока и стал прихлёбывать.

— Да, а тетрадку прочитал?! — Вдруг снова всполошившись, он вытаращил глаза.

— Какую тетрадку?

— Как какую? Которую я тебе принёс!

— A-а... Нет ещё. Не успел.

Я вспомнил: в прошлый свой приезд с селекционной станции, где дед работает, он оставил мне тоненькую тетрадку — в ней сестра его, живущая до сих пор в деревне, написала свою биографию с детства до последних лет. Я заглянул туда — там было накарябано что-то неразборчивым почерком — и тут же её и закрыл.

— А скажи... — Он вдруг прикоснулся ко мне как-то осторожно и сконфуженно, как к больному. — А что-нибудь на свете тебе интересно?

— Ну почему же... многое! — сказал я.

— Да? Ну скажи тогда: какая сейчас погода на улице?

Я отодвинул штору, посмотрел.

— Мерзкая! — усмехнулся я.

— Ну а какая конкретно?

Я пожал плечом.

— Да-а. — Он даже с какой-то жалостью посмотрел на меня. — Плохо же ты живёшь, если природа тебя не касается!

— Ну касается... немножко, — проговорил я.

— Немножко! — повторил он. — Мы, помню, с самых ранних лет на природу смотрели во все глаза — и интереснее ничего нет, никакой театр не сравнится, никакой телевизор!

— И... на что же вы смотрели там?

— На всё! Но может, всё дело в том, что от природы вся жизнь наша зависела, от неё кормились, — а вы теперь даже не понимаете, что откуда!

— Понимаем! Я же был у тебя на полях!

— Был! Ну и что ты видел там... внук агронома?

— Грязь! — Я усмехнулся.

— Грязь! — проговорил он и снова с жалостью посмотрел на меня. — Бедные вы, бедные! — Он вздохнул. — У нас каждый день года был полон событий! А у вас!

— У нас тоже бывает... иногда! — обидевшись, проговорил я.

— Иногда! — повторил он. — А у нас событие было каждый день!

— Каждый?

— Каждый! — задорно проговорил он.

— Ну... и какие же это были события? — с некоторой уже завистью поинтересовался я.

— Рассказать?!

Я глянул на часы:

— Ну расскажи.

— Знаешь, от чего зоркость человеческого глаза увеличивается? — сначала спросил он.

— Нет. От чего?

— От голода! Когда человек — а особенно ребёнок — голодный, он сразу всё вокруг очень чётко начинает видеть! И соображать тоже. В деревне у нас очень рано человек начинал понимать: что сам сделаешь — только то и поешь! Как в деревне говорили у нас: «Как потопаешь, так и полопаешь»! Поэтому мы очень зорко вокруг смотрели. С двух лет, а может быть, и раньше. Особенно это проявлялось ранней весной, когда все запасы кончались. Бывало, ходишь за матерью: «Мам, дай хлебца!» А она: «Так нету, сынок». Поэтому знаешь как мы ждали весны, когда хоть что-то из земли начнёт расти?! Вы сейчас, наверное, и не помните, какое число, — а мы тогда каждый день считали, особенно весной. Как только снег сойдёт, солнышко пригреет, так мы сразу бежим в поля. Знаем уже, что должны вылезти из-под земли всякие съедобные растения. Вот ты какие растения знаешь?

— Лопух! — крепко подумав, ответил я.

— Вот именно! — усмехнулся дед. — А мы, только научившись ходить, уже десятки растений знали — и не просто с виду, но и на вкус!

— Ну и какие это были растения?

— Много их. Касатка! Такая луковичка, выпускает сочный такой лист, похожий на ласточкин хвост. Ещё — купырь борщевой! — Дед даже причмокнул от наслаждения. — Вроде морковки — хрусткий, сочный!