Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

Жизнь по-всякому действует на людей — пусть мама не сердится на мои воспоминания — что я вспоминаю не то, что нужно, а то, что запомнилось, в силу переживаний. Уже мы были вполне ленинградцами, когда к нам надолго приехал, на какие-то курсы, дальний родственник из Львова — Курносов, действительно курносый, круглолицый, в круглых очках военный, очень добродушный, веселый и интеллигентный, и его жена Лидия, длиннолицая брюнетка, тоже очень симпатичная. Они долго жили у нас... и с мамой что-то стало происходить. Помню, в самый обычный день сидим с Маловым, делаем уроки, и вдруг в нашу комнату буквально вплывает мама, одетая непривычно нарядно для нашего сурового времени — на ней пестрое, кокетливое крепдешиновое платье, она ярко накрашена, пахнет духами. Она подплывает к нам, берет наманикюренными пальцами учебник и говорит высокомерно и нараспев: «Хочу дать вам совэт — читайте по тэксту... прочтите, потом закройте книгу и по тэксту повторяйте!» Дав этот ценный совет, мама величественно удаляется. Мы молчим. Даже Малов чувствует, что с моей мамой что-то необычное. Мы смущенно переглядываемся. Потом я запихиваю его в угол, и возбужденно шепчу: «Ты знаешь, кто ее папа? Знаменитый академик в Москве! Ты знаешь, сколько он получает в месяц? Десять тысяч!» Академик на некоторое время разряжает ситуацию...

Потом Курносовы уехали, и мама снова стала знакомой и привычной — иногда только некоторая напряженность мелькает в ней.

Помню и моменты полного счастья — отец и мать в сумерках лежат на кровати поверх одеяла, и поют что-то, вернее, мычат — петь-то не умеют ни тот, ни другой! — потом начинается возня, хохот, вскрики, шутливые попытки спихнуть другого. «Ой-ей-ей!» — сморщившись, дурашливо вопит отец, у которого, кажется, зажался палец... Совсем рядом стоит этот сумрачный, но счастливый миг!

Помню большой сбор родительских гостей... мы теперь вроде бы живем раскованней и богаче... но такого сбора красивых, внушительных и веселых гостей у нас не было никогда!

— А теперь пусть сам Тер-Аванесян скажет!

Встает седой, черноглазый, величественный Тер-Аванесян. Торжественная пауза... все стараются не улыбаться, а если улыбаются, то скрытно.

— ...У нас в Армении говорят, — выдержав эффектную паузу, начинает он. — Одни — сначала носят камни, потом строят дом, а другие — начинают строить дом, и кричат: «Но где же камни?»

Сдержанный довольный хохот проносится по столу — все поняли аллегорию, и она им приятна... но в этом и состоит мастерство томады!!

— Георгий — долго носил камни — но зато дом его... будет стоять века!

Радостный гул, звон хрусталя. Вроде — жили тогда беднее, но стол был богаче, красочней, — десятки бутылок, светлых и темных, высокие вазы, пышно наполненные закусками.

Это, вроде бы, защита отцом диссертации...

Да и просто праздники проходили праздничней — помню необыкновенно освещенную комнату, сияние елки.

— Дайте хоть партию сыграть спокойно! — солидно-сдержанно говорит толстый краснолицый блондин Кротов, друг отца, отбиваясь от наседающих возбужденных детей, и, сжав указательным и средним пальцами, передвигает клейко-пахучую пешку... остальные пальцы у него отморожены на войне. Была и сияющая елка, и счастливый звон посуды в столовой...

После одного из таких многолюдных и шумных праздников родители, внезапно войдя, увидели меня, допивающего из рюмок... Потом они долго взволнованно, сдержанно-гулко обсуждали это событие в ночи... кажется, их сын становится алкоголиком, что-то срочное надо предпринимать... может, реже собираться?.. Нормальные семейные волнения, совместные горячие переживания... какое счастье!

Помню — отец, оживленный, приходит с работы, берет бумагу и карандаш, говорит матери:

— Смотри-ка чего мне показали в ВИРе! Что должен делать муж? — он пишет слово «доклад». — Что он должен нести домой? — он зачеркивает первую букву. — ...Оклад! А кто должна быть жена?.. Он зачеркивает вторую букву. — «...Клад!» — он прижимает маму к плечу, она с шутливой досадой отстраняется. — ...Тогда что будет в семье? — он вычеркивает третью букву. — «...Лад! Видал-миндал!» — он бросает карандаш на лист, откинувшись, довольно хохочет, сияя ранней, ученой, гладкой и крепкой лысиной, белыми острыми зубами.

Да — было все это — и доклад, и оклад, и клад, и лад... были и веселые друзья, рассказывающие озорные хохмы.

Неужели за счастьем всегда идут трагедии? Как не хочется!

Во всяком случае, я эгоистично даже думать ни о чем таком не хотел. Высокомерно усмехался, когда слышал о подобном от знакомых... бывают же горемыки! У нас, во всяком случае, ничего подобного нет... уж если я стараюсь делать все на отлично — то уж взрослые могут как-нибудь поддерживать в своей жизни порядок?! Надеюсь!..