Валерий Попов - Разбойница

Алекс в морском мундире всего с несколькими самыми ценными орденами (за подвиги в необъявленных войнах) был крайне представителен (или репрезентативен — точно не знаю).

К сожалению, старший сын находился в Париже, младший — в бегах, но это не афишировалось.

Церемониймейстер (за эту роль с энтузиазмом взялся один известный артист) громогласно оповещал о появлении всё новых сиятельных особ. В основном они прибыли из-за рубежа на съезд русского дворянства в Москву — и заглянули на огонёк к нам.

Были:

Князь Кочубей с супругою Анной Львовной, урождённой... не помню.

Ксения Юсупова (из Греции).

Обер-егермейстер Дмитрий Павлович Нарышкин с преисполненной благородства супругой Натальей Львовной, а также их дочь Мари.

Кирилл Эрастович Гиацинтов, граф, доктор медицины и бизнесмен, бесплатно поставляющий в Россию медоборудование.

Петр Базилевский, потомок самого Колчака.

Князь Голицын, президент городского банка Нью-Йорка.

— К-хс, к-хе... Вхсхда на этих великохветхих пхиёмах одна тхудность — хах отхичить хохтей от ффихиантхоф — все фо фхахах!

— По лицам, гохубчик, по лицам!

Графиня Дагмар де Брант, гранд-дама имперского Ордена Святого Иерусалимского.

Лобанов-Ростовский, шеф сиротских домов от Австралии до Гренландии.

«Анны» на шеях, кресты, усыпанные бриллиантами, на лацканах фраков.

Паншин с достоинством обменивался рукопожатиями с мужчинами, целовал ручки дамам, потом делал широкий плавный жест в мою сторону, ничего не говоря. Это было абсолютно гениально: мол, вы, конечно же, сами узнаете... И все радостно склабились.

Наоборот, некоторая неопределённость, или, как говорим, мы, химики, незанятая валентность, создавала наибольшее притяжение именно сюда.

Хор «Ангельские голоса» — под руководством моего сына — грянул «Мадригал»!

Кстати, было 14 февраля — Валентинов день, известный во всём мире День влюбленных! В эпоху правления жестокого цезаря Клавдия врач и подпольный христианин Валентин заставил прозреть слепую дочь собственного тюремщика — и все, поздравляя друг друга с этим светлым праздником, чокались шампанским и целовались.

Прибывший буквально на полчаса мэр открыл первую в России столь полную выставку Фаберже и, сияя благожелательностью, убыл.

Ко мне, улыбаясь, подошла строгая дама и протянула визитку, усыпанную блёстками: «Синтия Колман, менеджер отдела русского искусства на аукционе Сотбис».

Оживление нарастало.

Граф и графиня Бобринские.

Барбара Оболенская.

Княжна Мария Оболенская.

Щербатовы (пять штук).

Граф и графиня Триюли.

Люденские.

Сидамон-Эрастовы.

Граф Телячий (?!)

Барон и баронесса фон Хагефельс.

— Вы представляете, мы пришли сюда пешком... и никакой одышки! — поделился со мной радостью барон. Вообще, что приятно, абсолютная простота, душевность, я бы даже сказала — наивность. И никаких радиотелефонов в карманах шкафов-телохранителей за спинами... Погибать так погибать!

«Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит»?

...Так то же я!

Флоренс Татищева.

Джон Пущин.

Вокруг меня образовался самый блистательный кружок — разговор шёл на безукоризненном французском. Со мной стояли Игорь Холодный (потомок знаменитой актрисы Веры Холодной), возглавляющий «Всемирное общество помощи русским детям», и вице-президент Общества Серж Осоргин; мы говорили о возможности открытия филиала этого общества в Петербурге, я обещала всячески поспоспешествовать... Но тут, словно из иного забытого мира, возник толстый Несват (туго, но неумело затянутый во фрак) и спросил грубо:

— А где шеф?

Шеф сидел в своем ореховом кабинете за длинным резным столом в таком же кресле под огромной японской вазой, украшенной красно-сине-белым противоестественным сплетением мужских тел...

— Что с тобой?

Он сидел с закрытыми глазами, заложив руку за борт кителя, и мучительно морщился.

Потом, собравшись с силами, кивнул на телефон:

— Этого... схватили!

Видимо, младшенького.

Я вытащила из кителя нитроглицерин и выкатила рубиновый шарик на его бледный язык.

— Может, всё ещё как-то рассосётся?

Не открывая глаз, он помотал головой:

— Я... когда тебя вытаскивал... из подвала того... сдуру с собой двух оперов знакомых взял... Эти зубов не разжимают!

Я промокнула платком пот и стала названивать в «Скорую».

Графа Паншина пронесли на носилках прямо посреди искренне соболезнующего цвета русского дворянства.