Валерий Попов - Разбойница

— Ну молодец, молодец... — бормотал он, явно думая уже о чём-то другом, более возвышенном. — Ну, за этого я спокоен теперь, более-менее спокоен. В твоих руках...

— Ногах, — поправила я.

Он кинул на меня суровый взгляд.

— В твоих руках не задурит небось. Меня теперь больше этот беспокоит... Максим! Опять что-то не то. Спрашиваю, как там наш контракт, — финтит, разговаривает сухо!

— Размочить? — облизнула язычком губки.

— Как ты цинична! — с болью воскликнул он.

— Как скажете.

«Ну раздирай меня, раздирай напополам, — думала я. — Только чем тогда я буду ублажать твоих любимцев?»

— Так о чём это я?.. Ах, да, как ты цинична!.. Ну, летишь али нет?! — он грохнул кулаком по столу. — Надеюсь, с победой вернёшься, как всегда, — взгляд его потеплел. — Главное, чтоб вернулась!

Ну конечно! Проведу «курсы койки и житья», приму зачёты — и вернусь.

— Ну? — он вытянул часы с именной гравировкой «От командующего», отколупнул крышку, глянул на них, потом — на меня. — Ну, полчаса у нас есть, — проговорил он лукаво.

— Всё-таки паровоз — это ТЫ! — думала я, стягивая трусики.

С неважнецкой характеристикой от парткома — «В быту крайне цинична» — и документами на имя Манон Леско я вылетела в Париж.

И вот волшебная, неповторимая музыка, абсолютно неземной голос: «Mesdames et mossieurs! Notre avion va atterir a l’aeroport Roissy-Charles de Gaulle!» [7] Дамы и господа! Наш самолет приземляется в аэропорту Руасси-Шарль де Голль! (фр.)

— Забеременеешь... — обычный присказкой проводил меня шеф.

— Уволю! — чётко закончила за него я.

Увы! Оказалось, что ничего легче нет, чем выполнить это указание!

Максим, такой же неряшливый, как всегда, в каком-то советском плащике, был хмур и озабочен — как почему-то никогда не бывают хмуры и озабочены люди у нас, хотя мы и живём в самой жуткой стране. Словно бы и не видя сияющего Парижа (я, наоборот, так и прыгала на сиденье), он сказал, что отвезёт меня жить к Николь — так почему-то «приличней»... «Тут забеременеешь»! Тем не менее я радостно оглядывалась по сторонам и, как оказывалось, знала Париж лучше него.

— Это рю Риволи?! — восклицала я, пролетая мимо роскошных витрин.

— Кажется, — произнёс он, кинув мрачный взгляд наружу.

Его «керосинка» сипела и задыхалась.

— А это что за район? — мы ехали среди благородных особняков за решётками в глубине зарослей.

— Марэ, — неохотно произнёс он. — Раньше здесь жили аристократы. После революции их выгнали пролетарии. Сейчас — снова аристократы, — злобно закончил он, хотя и пролетариат вроде никогда особо не любил.

У одного из таких особняков мы остановились. Макс хмуро вытащил мой чемодан... Господи! Он в тех же сандалетах, в которых проехал всю Среднюю Азию!

«Чижолый человек»! — как говорил односельчанин об одном великом поэте.

Мимо величественной консьержки мы подошли к мраморной лестнице, застеленной ковром. У начала её росла пальма и в мраморной резной стенке сияло зеркало.

— А пять тысяч долларов в месяц не хочешь платить за квартирку в этом доме? — пробурчал Макс.

Николь, как всегда, была в суровой джинсе. Мы горячо расцеловались. За это время она слегка поблёкла и высохла, но зато уши, наоборот, расцвели.

— Ну, я в редакцию. Позвоню, — пробурчал Макс.

— А в офис? Там ждут твоего решения! — оживлённо воскликнула она.

— Сама иди в свой офис! — произнёс Макс и вышел.

Что-то было незаметно, чтобы их связывала особая любовь! А ведь чуть было не поженились — слава богу, удалось их спасти от брака не по любви!

Квартира Николь была огромной, с большими окнами на Сену с её мостами, на Нотр-Дам-де-Пари, на Гранд-Опера и Эйфелеву башню. Её папа, глава крупной туристической фирмы и сенатор, оставил эту квартиру ей в собственность, но всё равно, как ворчала Николь, «эти бандиты дерут бешеные деньги».

Кого она, богатая невеста и как бы представительница буржуазной элиты, правящей миром, называла «бандитами», я не уточняла.

Весело извинившись, Николь убегала управлять своим туризмом. Бунтарь-профессионал Макс, естественно, в работе этой буржуазной организации участия не принимал.

Квартира Николь сначала поражала своей роскошью: везде старинные гобелены, драгоценные столики, какие-то слоны в натуральную величину, усыпанные лазуритами и нефритами, золотой Будда (не знаю, в натуральную ли величину), сидящий в позе лотоса под огромным лотосом. Потом выяснилось, что обои всюду сморщились и отлетели, а унитазом приходится управлять вручную, засовывая руку по локоть в воду.