Я жестко поговорила и с Томой: всё, кончаем левые варианты! Хватит, набили кошельки, пора поработать официально: надо же платить иногда зарплату и водителям, и уборщицам, и электрику, а то они же видят, как мы сияем роскошным телом сквозь дорогие шелка, а при этом говорим, что заказов и денег нет.
— Но ты же знаешь, — в отчаянии воскликнула Тома, — что если я не буду покупать Пахомычу каждую неделю английские ботинки или хотя бы финский галстук, он сразу же меня бросит! Он и так всё время бьет Вита! — это она о сыне.
— Твои трудности.
Да, восточная сказка вспоминается в гнилом Петрограде с ощущением неги и блаженства!
Максим, надо сказать, почти полностью растворился в счастье, даже забыл о своей общественной непримиримости!
— Вставай! — я царапала ноготками его грудь. — Ты же Дилором должен дозвониться!
— Да я звонил, — разнеженно кряхтел он. — Занято всегда! Гэбуха, наверное, отключила!
— Не надо так уж преувеличивать работящесть Гэбухи! А тем более сваливать на неё собственные недостатки! Оп-па!
Пришлось-таки мне самой ей дозваниваться: буквально всё уже приходится мне волочь! И мы встретились с Дилором — удивительно красивой и весёлой для правозащитницы — в замечательной чайхане «Голубые купола», возлежали на пыльных коврах у широкого дастархана, на котором дымился плов, искрились дыни и помидоры, журчал светло-шафранной струйкой чай. Мы веселились, хохотали, пихались плечами.
— Ещё и какую-то красивую девку приволокли! — Данилыч злобно посмотрел через витрину, но не зашёл.
Наши отношения с ним стали напоминать душераздирающую любовь барина и крепостной девки, примерно как в рассказе Толстого «Дьявол», который сам же Толстой и запретил. Хотя, кто тут из нас троих, включая Толстого, наибольший дьявол, — сложный вопрос!
Он подстерегал меня где-нибудь возле буфета, где я брала что-нибудь подкрепить силы неистовых любовников, то есть нас с Максом, и горячечным шёпотом назначал встречу в четыре часа ночи или в пять утра где-нибудь за гостиницей у мусорных баков и, точно как девка Акулина, раскидывал весь мусор из баков, когда я не приходила.
— Да! Мучаемся неплохо! — горько, но тихо воскликнул он, когда я всё же пришла.
— Как заказывали.
— Этого я не заказывал!
— Чего?
— Любви!
— Чьей?
— Моей!
Этот рассвет у мусорных баков, наверное, и следует считать самым счастливым мгновением в моей жизни: впервые мне признался в любви человек, которого я тоже любила. Я постояла, переводя дыхание.
— Ну... я пошла?
Он молча и яростно отвернулся.
— Могу остаться, — по возможности бодро я огляделась. — Обстановка, конечно, не самая шикарная... но постепенно привыкнем!
В ответ он жахнул ногою и опрокинул бак. Сюжет более чем странный: герой офицер опрокидывает мусорные баки! Я пошла.
Гораздо более плодотворными были наши с ним летучки на балконе, куда мы выходили из забоев перекурить (наши разнеженные партнеры курили в койках). Мы сидели, опустив набрякшие руки между ног, скупо переговариваясь.
— Сколько?
— Триста сорок.
— Плохо!
Тут имелось в виду не количество половых актов, а совсем напротив — цена, которую наши зарубежные партнёры, связываясь между собой только телепатически, давали за этот волшебный тур. «Тайны Востока».
— Надо идти!
Стиснув зубы, мы мужественно поднимались. Он поднимал к глазам капитанские часы (вокруг царила южная тьма):
— Встречаемся через двадцать минут!
— ...Через сколько?!
— Мало тебе, с-сука, двадцать минут! Не насовалась еще? — шипел он злобно, но очень тихо.
— Цены неприемлемые! — я разводила руками и шла работать.
— Через полчаса — ясно?! — шипел он вслед.
Уже на ходу, не оборачиваясь к нему, я разводила руками: как уж выйдет!
Через полчаса я выскочила на балкон, и тут же как по команде, словно чёртик из табакерки, вскочил он.
Я победно вскинула четыре пальца.
— Четыреста...?! — восторженно прошептал он.
Мы радостно затрясли друг другу руки.
— А моя, наоборот, сбавила, — сокрушённо проговорил он, опускаясь на стульчик. — Триста двадцать всего дает!
— Вот это да! Что же это такое?! И за неё, что ли, мне браться?.. Ладно!.. Пошла к ней.
— Её нет, — стыдливо опустив очи, пробормотал он.
— Где же она? Среди ночи?
— На пробежке... сказала, что должна пробежать обычные двадцать километров... как всегда!
— Да... конечно! Если после тебя бабе хочется двадцать километров бежать, тогда, конечно... не размечтаешься!
Читать дальше