Я подъехала с этим разговором к Изергиной, но она сурово сказала мне, что распределением по группам и вопросом переводов занимается только Мынбаева, главный врач. «Идите к ней!» К Мынбаевой мне идти не хотелось, но я пошла. Мынбаева как раз возглавляла ту группу персонала, которая не любила меня, считая «папиной дочкой», присланной, чтобы шпионить, а потом захватить власть... Хотя с папой я не виделась уже давно, они могли бы это заметить! Но — не хотели замечать. Даже то, что я поехала с Ксюшкой на операцию и там общалась с медицинским бомондом, вменялось мне в вину, считалось «блатом»!.. Хотя — интересно, кто бы из них так возился с Ксюшкой, как я?.. И тем не менее, я собрала всю свою волю и, полюбезничав с секретаршей, вошла к Мынбаевой. Мынбаева, скуластая пожилая татарка, не переставая курить, сразу резко напала на меня (тему она знала — Изергина уже позвонила ей). Мынбаева произнесла издевательски, что мое «высокое происхождение» (опять речь о нем!) не дает мне права командовать делами, в которых я не петрю.
— По-моему, те времена кончились, — язвительно проговорила она, — когда партия нас учила, как и кого лечить.
При чем здесь партия? Я даже комсомольской активисткой никогда не была, и отец, кстати, никогда не толкал меня к этому. Просто я переживала за Ксюшку!.. Нельзя? Да. Видимо, не стоит. Уж точно не стоит делать вид, что я могу что-то решать или даже предлагать. В этой ситуации мои усилия могут иметь обратный эффект. Поэтому я смущенно потупилась и робко пролепетала:
— Извините, Фарида Латыповна! (Это унижение ты еще попомнишь у меня!) Я вовсе и не собираюсь ничего предлагать. У меня же нет медицинского образования! Мне просто кажется, что Ксюша... более развитая. И потом, эта операция так помогла ей!
Латыповна тут немного смягчилась (поставив меня на место, как казалось ей). Она достала медицинскую карту Ксюхи, читала, вздыхая.
— Да нет. Все правильно, — проговорила она.
— Что — правильно? — пролепетала я.
— Правильно она... в этой группе находится! Вот... гляди, — протянула она мне рентгеновский черный снимок, на котором брезжили вроде как дольки лимона. — Гидроцефалия у нее! Вода в клетках мозга! Конечно, не такая, как у Миши Павлова. Жить она будет...
А Миша не будет?!
— Но полноценной она не станет, и чем дальше, тем больше она будет отставать от своих ровесников. Так что... — Она решительно засунула Ксюхину карточку в пачку. Мол, окончен разговор!
— Но ей ведь операцию сделали! — сказала я. Уйду, и все — Ксюха обречена быть дебилкой!
— Но ей же не на мозге операцию сделали! — резко сказала Фарида. — А я тебе про мозг говорю!
Что-то я не помню, чтоб мы с ней переходили на «ты»! Но об этой ее «небрежности» мы лучше вспомним как-нибудь потом. А пока...
— В Америке — там занимаются реабилитацией их, вместе с нормальными учат, и даже выучивают. И другие дети это терпят, и даже помогают этим. А у нас... Ты только представь себе умственно отсталую в обычной школе. Загрызут. Причем учителя — первые! Они и с нормальными учениками у нас кое-как обращаются, а уж с такими... Так что устрой ее в Америку — ты ж можешь? — Она как-то блудливо посмотрела на меня: мол, не зря ж ты перед американцем прыгала?
Я еле сдержалась, но это мне удалось. Кивнув, я пошла к выходу.
— Так что ты не в Чикаго, моя дорогая! — издевательски произнесла Мынбаева мне вслед.
При выходе я столкнулась с Изергиной — она явно спешила узнать у своей подружки, как та поговорила со мной.
Почти месяц потом было все тихо, и вдруг Изергина появилась аж на занятиях — видно, какое-то важное известие. Посмотрела на моих марширующих солдатиков и, видно уняв свое волнение, строго проговорила:
— После урока сразу зайди.
Она все-таки взяла себя в руки, но тут разволновалась я. Что за новости?.. Откуда? Я перебрала все. Вроде неоткуда ждать мне радостей. Разве что письмо от Криса? Но тогда могла бы и сразу отдать. При чем здесь она и ее кабинет, если письмо — мне!.. Не мне?
Я играла. Солдатики маршировали.
...А кому? Ей? Передает мне приветы? Через нее? Обозначает дистанцию — мол, ничего личного, только общественное, спасибо за приятное сотрудничество, привет-привет!
Тогда можно не торопиться. После урока, когда пришли нянечки забирать детей, я еще некоторое время поиграла для себя. «Песню без слов» Мендельсона. Сколько уже длится она? Началась еще тогда, когда я была счастлива и влюблена. А сейчас? Счастлива? Влюблена? Нет, не счастлива. Но — влюблена, почувствовала я, причем гораздо сильнее, чем тогда. Но — не побегу. Чтобы никто не догадался. В тот, первый, раз догадался кое-кто, и вышло печально. Я встала и не спеша пошла к Изергиной.
Читать дальше