Насчет моего сердца он погорячился. Не учел как-то, хоть все справки навел. Где мое сердце — это для него роли не играет. Сказал — «в Ленинграде», значит, там. Но это — с его точки зрения.
Тут все почувствовал. Глянул исподлобья. От нежности к ярости у него — секундный переход.
— Что? — Рот его искривился. — Этот... хирург-самоучка, что ли?
И на меня такая же ярость напала, как на него!
— Между прочим, он жизнь мне спас. И его единственного как самого лучшего при клинике оставляют!
«Зря сказала», — мелькнула холодная мысль. Оказывается, и в горячке умею я мыслить холодно. Но, к сожалению, не всегда вовремя. С опозданием. И он эту рыбку ухватить успел и усмехнулся: «Попалась, девочка! Теперь ты у меня в руках!» Всю жизнь мною командовать будет, указывать, где моему сердцу быть?
— Так что поехали... Муся! — Так же, как и дорогую свою сестренку, и меня называл, с той же усмешкой. Может, из-за того, что Муся так одинокой и осталась, что он ею руководил, так же женихов ее встречал, как моих? Уже двоих моих «ласково» встретил! После ласки его костей не соберешь! После этого — Мусе указывает, «где на самом деле сердце ее». Муся номер один, номер два. Начальница роддома, а сама — без детей. И не пыталась даже — под зверским взглядом его. А если пыталась — не одобрил он? Я — Муся номер два? Ну нет уж! Со мной этот номер не пройдет!
Поговорили! И он отлично все понял. Слов больше на уговоры тратить не стал. Знал мой характер. Так же, как свой.
— Не едешь, значит? — только проговорил.
— Летом. В консерваторию, — холодно ответила я.
— Ну... тогда и я тут пока останусь! — зловеще произнес.
Мол, мало вам не покажется... и тебе в том числе. «Похоже, моя блажь на историю повлияет... на историю старинного города Троицка!» — мелькнула мысль, но с каким-то горделивым оттенком: мол, а почему бы и нет?
— Эх! — Уходя к дому, сказал: — Я хотел по-доброму... а ты — так!
Сердце мое дрогнуло. Действительно, что ж это я? Но он не обернулся. Вместо этого:
— Санек! — охраннику весело крикнул. — Оставь ключ ей!
Мол, даже имени ее не припомню — не стоит она того. Перед охранником!
— Раз ей так нравится тут , — произнес издевательски. — Поехали!
Санек вынес сумки, — брякала стеклотара! — запер дверь. Я сидела в беседке, любуясь вечерней гладью озера, на которой с тихим чмоканьем время от времени расходились круги от рыб. Саня вошел в беседку, стукнув, положил ключ на скамью. Испуганно оглянувшись, — хотя я была уверена, отец не смотрел на нас, — Саня шепнул:
— Еда в холодильнике.
Я не прореагировала. Они вереницей ушли к машине. Все! Заточили в монастырь! Ну нет уж! Я схватила ключ, открыла дом, вошла в зал. И не успели они еще отъехать — ударила по клавишам. Такой бравурной трактовки «Песня без слов» Мендельсона не знала еще никогда!
Ночь я проплакала. Но — проснулась с ясной головой и в бодром настроении. Что я конкретно решила, было пока неясно, ясно одно: я решилась. Вспомнила: так же первую ночь я проплакала в «Зеркальном» — казалось мне, что все рухнуло... но проснулась я твердой. Чего я там добилась? Утвердила себя.
Для начала я искупалась в озере. Потом вкусненько позавтракала. Потом сыграла «Песню без слов», но в последнее время «Песню без слов» я использую для размышлений. Ясно, что именно для этого меня и заточили. «Остынь, цыганка!» — часто мне папа говорил.
Однажды я сбежала отсюда. Это было как раз тогда, когда отец разбирался с Максимом и его родителями. Еще одного такого разбирательства я не выдержу. Тогда я выбиралась отсюда — пятьдесят километров! — целый день. И все равно — опоздала.
Интересно, знает уже отец, как я стояла нищенкой возле больницы? Разбирательство может быть самое суровое. «Прыжок тигра». Надо его опередить. В чем? Против чего он борется, чего он больше всего боится? Надо, чтоб он уже этого не боялся. Сурово, но это единственный выход. Если он будет меня все время опережать, то не видать мне счастья. Грустно, но факт. Когда все свершится, он поймет, что проиграл. Любимой дочке он это простит. А если я все время буду проигрывать ему, то ничего из меня не получится. Сделает из меня вторую тетю Мусю — и все. Замечательную он выстроил ей жизнь! «У тебя есть все!» — однажды кричал он на тетю Мусю. Действительно, благодаря подаркам, что дарят ей счастливые матери и отцы, квартира ее напоминает музей, а точнее — кладовку магазина. «У меня... нет... ничего!» — с глубокими вздохами, удерживая слезы, произнесла Муся. Отец, видно расстроившись, долго молчал. «Ты имеешь в виду... своего уголовника?» — произнес наконец папа. Я, лежа в соседней темной комнатке, навострила ушки. Но тут папа закрыл дверь. Да, он кого хочешь сломает. Но мне он простит, надеюсь, что меня не сможет сломать?
Читать дальше