Валерий Попов - Избранные [Повести и рассказы]

— Бедненький! — сочувственно проговорила она.

Не знаю, нашел бы я силы для более активного эмоционального всплеска? Но тут и сюда явился Пережогин со своим «окоемом» — эмоции пришлось экономить. Я ограничился одинаковыми лучезарными улыбками и ему и ей. Ничего — научился работать в шторм: разговоры о «бездушности» и «бездуховности» отвлекали меня не более, чем шум моря! Вечером она, в знак примирения, предложила сходить в консерваторию на концерт. Сказал, что могу пригласить ее лишь на лекцию «Коневодство», поскольку не исключено, что пионеры из моей повести им увлекутся. Разумеется, я понимал, что коневодству, как и пионерам, приходит конец — но это вовсе не означало, что повесть должна быть плоха. В ответе моем не было ни грубости, ни садизма — важней коневодства в тот момент для меня ничего не было, — но она увидела и грубость, и садизм. Была лишь некоторая краткость — сестра таланта — а реакция совершенно неадекватная. В ответ на ее вспыльчивость я заметил: не исключено, что последнюю повесть мне придется писать на пеньке, как дедушке Ленину. Она же — что, к сожалению, пенька мне предоставить не может. Я предположил, что поищу его сам. Меня так и подмывало сказать, что в следующей книге я возьмусь за Суворовское училище. Но это означало — заработать оплеуху. Расстались друзьями.

И встретились мы у моего одра для спасения Моти... Хотя спасали мы, повторюсь, не его, а себя. Водка, стакан водки, еще стакан водки, еще стакан: конечно, так жить нельзя... Выручит ли Мотя-кисель?

Но он устранился, закрывшись в ванной, а мы с Лялей ехали в «газике». В такой заводке я еще не видал ее никогда.

— Камиль Салиевич, а вы кто?

То был вызов — даже по западным меркам, не говоря уже о восточных обычаях.

— Я? — Салиевич грузно повернулся, поднял бровь. — Редактор!

— И я редактор! — воскликнула она.

Они оба захохотали — такое совпадение! Но смеялись совершенно по-разному, хотя как бы одному. Мол, знаю, какой ты редактор: она выхахатывала это с вызовом, он — с благожелательно-наглой уверенностью.

Мы остановились у каких-то расписных ворот.

— Музей Османова не желаете посмотреть?

Ах, вот он где, этот музей! Именно отсюда Мотя приехал с верным ленинцем, гневный и возбужденный. А как же завтрак? Заменен музеем? «Таких друзей — за ...й в музей?!»

— Ну, разумеется! — воскликнул я.

— «Коневодство»! — с негодованием выговорила она. Странно слышать такое из уст редактора!

Я галантно подал ей руку. Поднялись по мраморным ступеням. Неплохой музей! А вот и знакомые по брошюре фотографии: гимназический арест, начало раскрепощения женщин... во втором зале было то, что Мотю и подкосило: все более мордеющий, все более сановный наш герой; председатель комсомола республики, замначальника Туркестана по молодежи, просто зам. — и просто начальник! Какие тут Болоньи? Какая Мотина реабилитация? С верным ленинцем в подоле вернемся отсюда!

— Пройдемте дальше... женщинам, к сожалению, нельзя! — похабно осклабился Камиль... Ляля, повернувшись, зацокала назад.

Мы вошли во внутренний дворик. Сухо, тепло — иногда долетают брызги фонтана. С трех сторон двор окружали галерейки из уютных резных арок с изречениями из Корана, за ними — испещренно-резные дверки.

— Что это? — я огляделся.

— Гарем! — неожиданно сказал Камиль.

— Шаха?

— Османова!

— Нашего героя?

Камиль, усмехнувшись, кивнул.

— А чей это дворец? — я огляделся.

— Османовых, — твердо ответил Камиль. — Как был, так и остался.

— ...Понятно.

Совсем уже по-разбойничьи усмехаясь, Камиль повел меня за дом — высокий резной павильон, широкие диваны.

Чуть вдали и ниже — мраморный бассейн. Купались девушки, как бы ни о чем не подозревая, а Фарух, взирая сверху, выбирал, с кого именно «срывать паранджу». Паранджой, думаю, не ограничивался.

— Есть вопросы? — спросил Камиль почему-то победно.

— Вопросов нет.

Вышли. Снова ехали. Теперь, после столь тяжкой интеллектуальной нагрузки, очевидно, требовалось некоторое расслабление?

«Газик» затормозил у какой-то автобазы: кругом грузовики, трактора, все дребезжит... Однако, по утверждениям Камиля, то было лучшее место во всей округе. Горы! Действительно, оранжевые круглые холмы поднимались за автобазой — но далеко. Раскинулись два широких помоста, накрытых полосатой кошмой, — на них мы и возлегли, скинув обувь. Под навесом чайханы человек в грязном халате что-то готовил и радостно приветствовал нас, не отходя от котла.