— Да... повязан ты крепко.
— А то!
— Зря я, наверное, поехал, — вырвалось у меня.
— Почему зря? — Он хищно усмехнулся. — Шефа купил!
Которого он, интересно, имел в виду? Кузьмина? Или Ежова?
— Я думал, мы нормальный сценарий напишем, светлый.
— Светлый ты будешь отдельно писать.
— Все, идем завтра!
— Куда?
— На рудник к тебе.
— Ради бога. В семь утра не рано тебе будет?
Да какая здесь разница — сколько утра!
Ночью (какая это ночь?) я в отчаянии дергал куцые занавески, пытаясь укрыться от беспощадного света. Вот уж не ждал, что в столь северных широтах пытка солнцем предстоит. Чуть забудешься — и снова откроешь глаза; светло абсолютно! На часы глянешь — три часа. Ночи? Или дня? Все, значит, пропустили? На улицу глянешь — ни души. Значит, все-таки ночь? Вдруг в конце улицы появляется человек. Значит — день? Человек приближается. Вдруг останавливается и падает плашмя. Пьяный? Значит, все-таки ночь? В таких мучениях время проходит.
— Па-а-адьем! — Пека вдруг рявкнул. Я очнулся. Хоть и не спал. Или спал?
— Сборы пять минут!
При нашем аскетизме и пяти минут много. Скромный завтрак: молоко и ко-ко-ко!
Вывалились на улицу. Почему опять никого? Не семь утра, а семь вечера? Но тогда был бы народ.
— Рано вышли? — об этом Пеку спросил.
— В каком смысле?
— Где народ?
— Прошел уже народ.
— А мы, значит, уже поздно?
— Со мной поздно не бывает никогда!
Как всегда, говорит загадками. Держит в напряжении. Руководит массами, включая меня.
— Что тут ржавые бочки на каждом шагу? — ударясь коленом, вспылил я.
— Топливо завозят в них, а мерзлота их не принимает. Бывает, в пургу дорогу находим по ним — от бочки к бочке. Сейчас-то нормально. А бывает пурга, что и бочки сносит. Да что бочки! Тут как-то пацан, школьник с третьего этажа, обогнал меня на лестнице, отпихнул — мол, опаздываю. Ну-ну... Выхожу за ним, гляжу — ветер уже перевернул его и несет так, словно он на голове скачет! Схватил его, перевернул, на ноги поставил. Так он сразу: «Пусти, в школу опаздываю!»
— Да, крепкие школьники у вас.
— Нормальные!
Тут все главные улицы, как у нас к Адмиралтейству, сходились к высокой сопке в конце. За ней поднималось какое-то зарево. Солнце? Но оно здесь позже показывается... в основном под горизонтом крадется.
— Северное сияние?
— Ага. В аккурат в честь тебя летом зажгли!
Дружно шли, прирастая Сибирью и друг другом. Забрались наконец на вершину. Привольно вздохнули. Да-а... После долгого аскетизма зрения — это картина! Широкая долина внизу, освещенная прожекторами, море сверкающих рельс, снуют вагонетки... Конец долины — как бы огромный дымящийся рот, который их заглатывал и выплевывал пустые, как шелуху. Театр! И сопки — как ложи.
— А где Пьяная Гора?
— На ней стоим.
Точно! Прям из-под нас, словно между ног, вагонетки выезжают.
— Вот, — Пека произнес. — Досюда казаки, мои предки, доскакали. И отсюда мы не уйдем!
Прям как памятник! Но я-то, надеюсь, уйду?
— Ну, так ты куда? — Он оглядел меня, словно впервые увидел.
— А куда ты, туда и я. — Я буквально задыхался решимостью.
— А, ну да, — равнодушно произнес он.
Неадекватная реакция! Стали спускаться вниз. Я глядел на грохочущие вагонетки все с большим испугом.
— Сама-то руда не шибко фонит, — «успокоил» Пека. — Вот при обрушении пыль — та стреляет! И гамма-, и бета-излучение бьют!
— Наверное, надо чего-нибудь напялить? — небрежно уточнил я.
— Да ты вроде немало напялил! — усмехнулся он.
— Но это все вроде не то? Наверное, надо что-то специальное? — Я старался не суетиться.
— Ну, — лениво он ответил, — это надо долго подбирать....
Хорошо он заботится о здоровье друга!
— Вообще... — Он остановился в раздумье. Я тоже встал. — Выдается респиратор «Фиалка»... чтоб пыль шибко не глотать.
— Та-ак...
— Но все снимают его — в нем много не наработаешь.
Значит, спасения нет?
— Ну? Назад? — насмешливо спросил Пека.
— Вперед!
Подошли к сетчатым воротам.
— Да! — вспомнил вдруг он. — Самое главное забыл тебе сказать.
Еще и главное?
— Насрано там всюду. Сортиров-то нет.
Я остановился как вкопанный... Сломался на говне?
— Идем! — Я решительно двинулся.
— Ну иди... — Пека не двигался с места.
— А ты?
— Так я еще в отпуску! — захохотал радостно.
«Разыграл!»
— Так, значит, некуда нам идти? — подытожил я.
Отличный у меня соавтор!
— Ну почему же? Найдутся дела.
— Так пошли.
Подошли к трехэтажному каменному дому, колонны с гипсовым виноградом наверху: «сталинский вампир». Управление рудника. Пека уверенно ходил по коридорам, входил без стука в высокие кабинеты, запросто жал важные руки, неторопливо беседовал (денег за «колготки детские» действительно никто не требовал с него, видимо, уже потеряли надежду). Про меня он как бы забыл, потом вспоминал вдруг, но очень ненадолго: «А! Это приехал фильм про меня снимать». Особенно мне нравилось слово «это»... Да, всегда я так: лечу восторженно — и мордой об столб!
Читать дальше