Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Все? Приплыли? Мы с Никитой спустились на катер, ждали, сидя на корме. Как он там? Поглядеть? Но тут он сам появился на ступенях.

— Ну? — с вызовом проговорил он. — Чао?

Мол — не нужен больше вам?

— Куда ты? — пробормотал Никита.

— К этому назад — не пойду!

— Какие вопросы? — добродушно сказал Никита. — Плывем!

Коля-Толя, помедлив, спрыгнул.

— Да... недалекое мое было плавание в тазу! — произнес он горестно. — На заводе «Эмальпосуда» родили меня!

— Ничего! — как мог, я его утешил. — Зато против течения греб!

Это его почему-то оскорбило.

— Некоторые тут вообще... непонятно откуда приплыли! — надменно произнес он, очевидно, имея в виду мои плебейские корни, себя же решив считать по-прежнему знатным.

Высадить его? Жалко! Подшипником скованы с ним теперь навек!

— Ты знаешь, — вдумчиво Никита сказал, — после революции многие аристократки на фабриках работали — происхождение скрывали. Моя — на табачной! — всхлипнул.

Коля-Толя, брат по классу, мужественно сжал его плечо.

Никита врубил двигатель. Нас покачало на «свальном» течении — канал Грибоедова пересекался тут поперечным Крюковым каналом. Никита, помедлив, влево по Крюкову свернул... К Фонтанке? Правильно: там самые знатные дворцы!

Тесно, гулко тут, в Крюковом канале... Скромный домик Суворова-Рымникского Колю-Толю не взволновал.

И вот — выплыли на Фонтанку. Простор! Закачало. Стайка сереньких уточек устремилась к нам — интересуясь, видимо, куда мы свернем. Справа, за темно-синим куполом Измайловского собора, вздымались краны судостроителей. Бывали там!.. Где-то там засекреченная Никитина диссертация плыла, расклевываемая рыбками-шпионками... Хватит, горбатились там! Свернули налево, в более-менее аристократическую часть. Порадовал сфинксами Египетский мост. Справа проплыл домик Державина (не взволновал), Обуховский мост, пропускающий по себе грохочущий Московский проспект. Мелькнула вдали уже слишком знакомая нам Сенная площадь... Прочь! Убогий Горсткин мост, упирающийся в дом номер сто — заводик с запыленными стеклами.

Семеновский мост пропускает через себя шумную Гороховую, ведущую на Семеновский плац, где Достоевскому завязывали глаза, грозя казнью... Позади!

Пешеходный Лештуков мост, в створе Лештукова переулка.

По Фонтанке уже с натугою шли, против течения — замыкали круг.

Дальше были очень высокие дома. Грело ощутимо уже: многие окна распахнуты, из них торчат, сушатся матрасы, как языки. На одном, высоко-высоко, лежал человек и смотрел на нас. Интересно ему, наверно, видеть с высоты наш катерок, прущий против мощного течения... Кружим. Не хотим из этого города уплывать!

За Чернышевым мостом с башенками знатная часть пошла — Коля-Толя оживился.

— Думаю, тебе надо раздеться и лечь в таз, — я присоветовал. — Так скорее узнают тебя!

— Ничего! Генетическая память подскажет, — скромно ответил он.

Тут успевай только ее включать! Красный изящный домик Голицыных. Напротив — Аничков дворец, Потемкин тут жил. Справа, перед мостом, — Белосельских-Белозерских дворец.

— Ну?! — азартно глянул на Колю-Толю Никита, мол — выбирай!

Тот молчал, как и генетическая память его. С Аничкова моста, меж укротителями коней, на нас глазели прохожие. Проплыли под средней аркой, под гулкими сводами... Ну?! Слева — роскошь Шуваловых, справа, за чугунной оградой, — Шереметевых! Разбегаются глаза! Богаче матушки Екатерины Шереметев, бают, был! Молчал наш друг. Не узнавал замков. Не по нам эта роскошь — хоть и восхищает она. Какие мы, к черту, аристократы! Так бы нормально прожить!

У Симеоновского моста — острая, барочная еще, церковь Симеона и Анны.

За мостом уже пошел цирк. За ним — мрачный Михайловский замок. Напротив, за рекой, домик Тургенева, откуда Пушкин глядел на «приют угрюмого тирана, забвенью брошенный дворец». Перед ним изогнулся красивый зелено-золотой Второй Инженерный мост — без воды под ним. Тут раньше проходил ров, который должен был защитить Павла... но не защитил. После его засыпали... ров, я имею в виду.

Коля-Толя нервно позевывал, и взгляд его уже был угрюм: ну их, эти гербы! За них убивают!

Нас замотало у развилки Мойка—Фонтанка. Шумные уточки окружили нас. По Фонтанке в Неву — и в Ладогу?!

— Дай! — вдруг бешено заорал Никита, хватая штурвал.

Он стал лихорадочно сворачивать в Мойку... Не уплывем из города! Нет.

— Так я туда же хотел! — радостно Коля-Толя сказал.

Мы вплыли в тихую Мойку. После встречного ветра на просторах Фонтанки тут казалось тихо. Было солнечно, тепло. С тихим шелестом откупоривались уши, закупоренные на ветру. На сучьях Летнего сада реял зеленоватый пушок. Мы постояли... Блаженство! Пушкин здесь наслаждался. Писал: «Летний сад — это мой огород».