Валерий Попов - Излишняя виртуозность [Сборник]

Ожидая Лукерью, я сидел в «Ореховом салоне». Рядом на упругих кожаных креслах такие же упругие бизнесмены, попыхивая сигаретками, переговаривались о своём кровном и вскользь поглядывали на огромный экран. Я тоже поглядывал — тем более «вскользь», что на экране в этот момент и разглагольствовал в своей регулярной передаче про нашу культуру (Луша позвала меня под впечатлением предыдущей). Вроде бы никто не увязывал меня с болтуном на экране, но тут маленький злой навороченный крепыш — по виду скорее «боец», чем бизнесмен, — нарочито закипая, вдруг вспылил:

— Да что мы эту бодягу смотрим, по первой сейчас — НХЛ!

Я почувствовал, что меня «увязали» и «выступление» носит демонстративный характер.

Крепыш в желто-зеленом «адидасовском» костюме в ярости даже подпрыгнул на упругом кожаном кресле, на лету задёргав руками и ногами, и плюхнулся назад.

Тут главный бизнесмен, окружённый подчинёнными, медленно повёл в мою сторону глазами — он, судя по всему, уже вышел на тропу респектабельности и скандалов не хотел.

Я и сам наблюдал за собой со злобной иронией.

— «Уважения», говоришь, захотел? А где, интересуюсь спросить, вот этот ваш костюмчик, бутылошного цвета, в котором вы на экране? Ах, продали, в комиссионный отдали? Неужто такая нужда? Что вы говорите?!

Да, продал! И денежки уже получил и истратил уже, и, где теперь американский мой этот костюмчик, увы, не знаю; и сейчас, может быть, новый достойный хозяин видит его на экране и, усмехаясь, говорит любовнице (жене): смотри-ка, мой костюм выступает. Неплохо держится.

Мое выступление не встретило большого сочувствия в этой среде — крепыш, лишённый НХЛ, так и кипел:

— Лапшу вешает со своей культурой! Была бы кому нужна эта его культура, — не подохла бы!

«Да, — подумал, я, — этот народный самородок абсолютно прав! Сколько мы тянули нашу музу, сколько реанимировали, сколько десятилетий холили эту высоколобую даму, любимицу нашего брата-отличника, а неживучая оказалась, и даже на лекарства ей никто не дает. Чего я тут мямлю? Все ясно до слёз!»

— Да чего ты дергаешься? Никто эту лажу и не смотрит! — как бы обращаясь к первому, но явно целя в меня, проговорил второй крепыш, в тропических босоножках. Обстановка сгущалась, и даже шеф, подняв усталые глаза от бумаг, посмотрел сначала на них, а потом на меня:

«А что? Похоже, застоялись ребятки без работы, может, дать им слегка размяться — жалко, что ли?»

Но тут все повернулись назад — в дверях салона стояла Луша, в полупрозрачном платье... умела она выбирать для своего появления подходящую позу — и момент! Сразу повеяло блаженством — злобные крепыши даже поднялись, уступая кресла... Но Луша, играя бёдрами, направилась ко мне. Я несколько запоздало вскочил, облобызал сочную её руку, выскользнувшую из платья. «Бандиты» наблюдали наш альянс в полном отпаде. «Мозг покупает себе секс»... вернее, наоборот.

«Вот она — Новая Муза!» — с наслаждением оглядывая цветущую Лушу, подумал я. Вместо прежней — состарившейся, всем надоевшей непонятными, непомерными своими требованиями, — эта — всем доступная, с простыми, ощутимыми формами!

Мы чопорно проследовали в ресторан, сопровождаемые восхищенными взглядами.

— Как вы устроились? — церемонно осведомилась она.

— О, превосходно! — воскликнул я. — Но, вероятно, это стоит немалых денег? — Я сунул руку за пазуху.

— А, это проблемы пароходства! — Луша махнула лебединой своей рукой.

Лакеи отодвинули-придвинули нам стулья — в суровой жизни на суше я уже как-то позабыл, что такое бывает!

Да, выросла девушка! Два года не видел её... Но каких два года! Переломные, можно сказать!

Очень скромной я бы и тогда её не назвал... но насколько могла быть нескромной советская девушка той поры? Разве что чуть-чуть? Чуть-чуть было.

Помню ту историю. Мы с братом с нашей дачи отправились рано утром за грибами и, потеряв, видимо, рассудок, очутились в овраге под ещё тогда обкомовскими дачами. Овраг был отличный, грибной, однако я испуганно объяснял брату, что забрели мы не туда, утратив классовое чутьё.

— А ни хрена! — проговорил наглый, как всегда, брат. — Вряд ли эти типы, да ещё так рано, ходят по грибы!

— Ну почему же? Ходят! — от густого насмешливого баса мы похолодели. Хрустя валежником, из мусорных мелких кустов вышел Поцелуев — тогдашний зам. по культуре. Умные его глаза насмешливо чернели из-под широкого соломенного «бриля», обсыпанного хвоей. Выглядел он простецки, даже затрапезно — серо-зелёная плащ-палатка, сапоги.