Тут они снова появляются, терпеливо улыбаясь, и я весело-легкомысленно заявляю им: «Что Париж? Париж никуда не денется, тем более за такую цену: семьсот долларов неделя! Чистый грабеж! Зато я по старой нашей дружбе могу им выхлопотать поездку в Египет, в Хургаду — всего за пятьсот долларов за неделю, рекламный тур — потом эта цена скакнёт вдвое!»
Они, улыбаясь, соглашаются, отдают тысячу долларов и в указанный срок появляются одетыми для юга, с шортами и плавками в чемоданах, и тут появляется сонная Тома и вяло говорит, что во французском посольстве потеряли их паспорта и не могут вернуть. Я звоню в наше московское представительство, и на третьи сутки случайно выясняется, что паспорта всё это время пролежали в их сейфе и ни в какое посольство не относились вообще!
Тысячу долларов нам не возвращают: участникам группы, не явившимся в аэропорт на регистрацию, деньги не возвращаются... Тома плачет и утверждает, что она тут ни при чём, — но в том-то и дело, что она теперь везде ни при чем!
Виноватые обязательно есть — в крайнем случае виноватыми объявляются те, кто не нашёл действительных виновников и не заставил их работать!
Тома рыдает, говорит, что без этой работы она пропала... Ну что ж, кто-то должен пропадать, иначе вся жизнь обратится в хаос!
И особенно надо быть жёсткими сейчас, когда для встречи Нового года к нам едут настоящие французы под руководством отнюдь не шёлковых Макса и Николь.
Мечтала стать холёной Алёной, а сделалась калёной Алёной!
То среднеазиатское путешествие закончилось нормально благодаря моей «смазке», на прощание мы даже крепко напились и буквально обслюнявили друг друга в аэропорту с головы до ног!
Но сейчас они по новой, наверное, приобрели «звериный оскал империализма» и нашего обаяния могут не оценить!
А тогда, когда обслюнявленные и даже между собой помирившиеся и снова подружившиеся Макс и Николь исчезли за таможней, Александр, в котором счастливый отец победил всех прочих, крепко зажал меня в каком-то углу и страстно прошептал:
— Ну чего?.. Он неплохой вроде мужик?!
И глядя в его жадные очи, мне пришлось подтвердить, что да, таких мужиков я ранее не встречала!
Потом мы неслись с ним сквозь мокрую метель и такое же мокрое потное месиво блестело у него на харе, словно не было стекла.
— Он же самый умный ведь у меня!..
«Надеюсь, других никогда не встречу», — подумала я.
— Тогда как раз время такое начиналось... возвращались надежды... Казалось, новая разумная жизнь начнется! Я же в честь того Максима его назвал!
— Какого «того»? — холодно осведомилась я.
— Ты что же это, Максима того... не знаешь? — он даже прервал счастливые песни и уставился на меня.
— Что я, всех Максимов должна знать?
— Эх ты! — осуждающе взрыднул он. — «Юность Максима»! Фильм такой! При тоталитаризме запрещён был, хоть и про революцию рассказывал! Максим! «Крутится-вертится шар голубой»! — он изумленно уставился на меня. — Не знаешь?
— У нашего поколения другие шары! — отрезала я.
— И думалось, что не только фильм... — вздыхал он, — что вообще всё хорошее возвращается!
— Ясно.
А сейчас я мчалась в икарусе встречать дорогих гостей и лепил точно такой же мокрый снег, как будто время совершенно не движется или кружится на одном месте.
Но ведь был тот горячий балкон. И он шел мне навстречу, протягивая ручонки, счастливо улыбаясь. Я закрыла глаза и погрела лицо теми лучами, никогда не уходящими.
Ведь сегодня — встречаем Новый год!
— Дамы и господа! Рейс четыреста восемьдесят семь из Парижа совершил посадку!
Перед этим я сгоняла в «Волну», где мы когда-то так сладко выпивали и любили друг друга сразу после знакомства, вытащила «генерального», что было нелегко. Он сидел в комнате в каком-то зипуне, густо небритый.
— Приезжают сегодня — понимаешь ты это? В палаццо твое е....е! Усёк?! Мало того, что там не сделано ничего, даже горшки те же жуткие, — ты хотя бы можешь там появиться?
Качнулся, но ничего не сказал.
— В программе фейерверк записан! Понимаешь меня? Где фейерверк?!
Тут в глазах его затеплился какой-то огонёк, он пригляделся ко мне более пристально и произнёс:
Была ты ш-шкур-рой!
Неубитого медведя!
Он размахивал рукой дальше, но строчки кончились.
Была ты ш-шкур-рой!
Неубитого медведя!!
— Всё! Поехали! — я рванула его. — А то без шкуры останешься!
Я доволокла его до платформы, и тут он снова упал.
Читать дальше