— Ты учти! — сказал я Римме. — В жизни моей не было еще ни одного прокола! И не будет! И никому ты такого не посылай! — кивнул на ее телефончик.
— Ну дай бог! — сказала она.
— Наверное, будет какой-то штраф за опоздание, — предположил я. — Что-то такое я слышал… Надеюсь, небольшой.
— Да?
Мулатка подвела нас к желтой стойке, и там я увидел настоящую красавицу. Наконец-то!
— Давай твой посадочный талон! Быстро! — шепнул Римме я.
Красавица, поглядев на талоны, почему-то вернула их. С улыбкой что-то заговорила, и я разобрал лишь «…нью тикетс».
— Вроде новые билеты хочет нам дать! — пояснил я Римме и обратился к красавице, улыбаясь не менее ослепительно, чем она. — Хау мач?
Она, видимо, не надеясь на мой английский, нарисовала шариковой ручкой — «491»!
— Фо ту тикетс? — выговорил я.
— Фо уан, — ослепительно улыбнулась она. И нарисовала всю сумму — «982».
Так. Все мои сбережения на черный день… который теперь уже не наступит, потому что не доживу. О новых зубах мечтал. Забудь! С этими ляжешь.
Главное, чтобы деньги оказались тут. Помню, все не решался, в ночь перед полетом сидел дома за столом и то клал их в сумку, то вынимал. «Зачем столько-то? Все же схвачено там»! Клал — вынимал. Так и заснул. В самом интересном месте! Особенно интересном — теперь.
— Ну что? Хана? — прохрипела Римма.
— Ну почему же? Летим!
— Сколько?
Я показал ей, что написала красавица.
— Ой! На всю поездку столько не потратили, даже близко! А у тебя есть?
— Конечно, — проговорил я и запустил палец в глубокий карман сумки… Что-то вроде там есть! Иесс! — Я положил (с какой-то надеждой) одну банкноту, кстати самую крупную у них, — может быть, хватит. Но красавица тут же показала два пальца. Ну что ж. Если уж делаешь что-то хорошее, сил не жалей, а уж тем более денег. Что еще, кроме этого, и вспомнится в жизни? И самому будет лучше!.. Впрочем, тут я, возможно, ошибся. С хрустом выложил вторую банкноту. Ее было почему-то особенно жаль. Помню, как зарабатывал…
Раздалось клацанье — этот эпизод Римма сняла! Ну что ж…
Компьютер запищал. Красавица протянула уже сразу — посадочные талоны!
— Ну вот! Ту тикетс! — улыбнулся я. — Надеюсь, прямой в Петербург? — барственно произнес я. Потер двумя пальцами — и тут из-за одного посадочного талона уголком вылез второй.
— Как же! Опять через Франкфурт! — устало сказала Римма.
— Так же, как было и в первый раз. Кстати, надо бы поинтересоваться, где чемоданы у нас? — Я развернулся и огляделся.
Почему-то казалось, что хотя бы — хотя бы! — в награду за все наши страдания и лишения, те контролеры, которые сегодня же, и совсем недавно, проверяли нас, должны встретить нас с распростертыми объятиями, радостным «О! Опять вы! Какими судьбами?», но они вообще не узнали нас, и обыскивали, наоборот, гораздо более сурово, чем в первый раз, и изъяли у Риммы из сумки крохотный перочинный ножичек, который она везла в подарок своему сыну, его в первый раз почему-то пропустили, а сейчас вытащили и звонко бросили в урну! Да! Второй раз — не первый раз. Слетает счастье, как с крыльев бабочки — пыльца. Вот как обернулся «Праздник, который всегда с тобой»! Нет пощады!
Полет от Парижа до Франкфурта был коротким и мне понравился.
— Нет, ну ты человек! — говорила она. — Любой бы другой… А ты! — прильнула ко мне.
— Зачем же — любой? Пока что я есть! — улыбнулся я.
— Жалко тебе было? Только честно! — спросила она.
— Ну… жалко. Вообще-то, это были новые зубы мои! — Я ослепительно улыбнулся тем, что было.
— Ты не сердишься на меня? — пролепетала она.
— Ну что ты! Ты же… мои глаза!
— И твои уши? — Она трепанула пальчиком мое ухо.
— Ну да.
— Надеюсь, и твои зубы?
Мы обнялись.
Но Франкфурт! Франкфурт! Еще один жестокий «кроссец по пересеченке». «Может, хватит уже?!» — хотелось воскликнуть. С тяжелыми чемоданами — почему-то чемоданы они не перегружали с рейса на рейс, и мы сами их таранили! Вот тебе и дорогие билеты вместо зубов! С похмельным потом. Сиплым дыханием. И невозможностью передышки — стрелки показывали, что посадка на тот рейс уже заканчивается, хотя мы только что выбежали с этого. Да. Не нянчатся нами! С тяжелыми чемоданами по лесенке вниз, потом опять почему-то вверх, гейт на этот раз девяносто девять (а поменьше цифру никак нельзя?). Потом цифры вообще исчезают — пропустили развилку и надо возвращаться сильно назад. А там, оказывается, надо в лифт, и за ним снова надо двигаться очень внимательно. И когда прибежали, высунув язык, хвостик очереди уже исчезал в воротах. Еще бы минута — и коридор отъехал. Да, кто-то сурово испытывает нашу любовь. Девушка на посту глянула на нас строго, но все же пропустила. Второе опоздание, глядишь, и не выдержали бы!
Читать дальше