Шаролта Раффаи - Горы слагаются из песчинок

— Да у него челюсть отвиснет.

— Это точно.

— И можно тащить его в комнату смеха. Прямиком! — продолжал веселиться Гном.

— Куда? — не понял Подросток.

— Ты что, не знаешь? — Гном плясал от восторга. — Да где ты живешь, старик?

— В роскошном особняке, — бросил Шишак.

— Да иди ты куда подальше, — обиделся Подросток.

Шишак, в упор глядя на него, заговорил, чеканя слова:

— У Гнома мать санитаркой работает, да будет тебе известно. А комнатой смеха называют в больнице мертвецкую, приятель. Название, если вдуматься, очень меткое. Дело в том, что в подвязывании подбородков персонал расторопностью не отличается. Сначала покойников потрошат, мой дружок. Это ясно?

Подросток почувствовал, что бледнеет. Лоб его покрылся испариной. Он задыхался.

— Как я погляжу, — осклабился Шишак, — с фантазией у тебя порядок, Амбрушка.

Подросток бросился на него.

— Ну и гад же ты, Шишак, ну и сволочь…

— Давай! Вымещай на мне свое неутешное горе, смелее!

Гном вцепился в Подростка, пытаясь его оттащить.

— Ты что — идиот? Ну чего взбеленился? Хочешь не хочешь, а рано или поздно все там будем. Уж можешь поверить… я хожу туда как на экскурсию. Ну и чудак ты, старик!

Подросток его не слышал. Слова Гнома, отскакивая, как бильярдные шары, катились по замасленному полу в угол мастерской и затихали за разбитыми машинами.

— Что, приятель, тошнит? — заиграла на губах Шишака та же самоуверенная улыбка. — Неподходящее ты выбрал себе местечко. Не твоя это компания.

Подросток схватил его за плечо.

— Вы что, одурели? — визжал Гном. — Накроют нас всех, идиоты!

Шишак, стоявший на одном колене, спокойно поднялся и стремительно нанес удар, но на шее у него уже висел Гном, тяжелый кулак скользнул по его спине.

— Фу-у, — отодрав от себя толстяка, вздохнул Шишак и, присев на письменный стол Шефа, ударил в ладоши, будто сбивая с них пыль. — Ну, вроде управились.

— Я тоже, — появился на пороге Тихоня, до неузнаваемости измазавшийся в известке.

Шишак придирчиво оглядел стены.

— Нет, хоть тресни, не высохнет. При нашей жизни, во всяком случае. Так что ограничимся одним разом.

— Ты что, — возмутился Гном, — Шеф мне строжайшим образом наказал…

— Что он тебе наказал? — резко повернулся к нему Шишак.

— Побелить два раза. Непременно. Два раза.

— Чихал я на Шефа, понятно? Думаешь, он толщину известки будет замерять? И вообще, не лезь не в свое дело.

— Вы же пришли помогать, — пожал Гном плечами. — Я не придираюсь… но раз пришли помогать…

— Помогать, помогать, приятель, — ухмыльнулся Шишак.

— Ну?

— А еще для того, — прищурился тот, — чтобы у Шефа отвисла челюсть. Это, ребятки, немаловажный момент! — И, уже наклоняясь за ведрами с чистой водой, продолжил в манере Шефа: — Хор-рошо. План такой, дети мои. Вы начинайте мыть пол, конкретно: цементный пол, от дальней стены, а мы с Амбрушем от порога. И будем сближаться. Возражения? Разойдись! — Он повернулся к Подростку: — Давай, Амбруш, а то не ровен час стемнеет.

Тихоня с Гномом заржали.

— Ну и хохмач ты, старик, ну хохмач, — верещал сияющий Гном. — Уже полночь скоро.

Дверь и окно, казалось, вымылись сами собой. Усталости никто не чувствовал.

Подросток работал покорно и молча — как заведенный. Да, вел он себя по-идиотски, расчувствовался, как дитя. Ну зачем было подставлять себя под удар? И вообще мог бы сразу сообразить, что Шишак всю эту акцию солидарности затеял не только из сочувствия к Гному. Главное для него — насолить Шефу. И как он не понял этого? А впрочем, что изменилось бы? Остаться в стороне он не мог. Другое дело, что после провокации Шишака можно было их бросить без всяких объяснений. А он вот остался, послушно драил пол, потом расставлял по стеллажам наглядные пособия.

Наверное, так и надо было. Ведь от них никуда не денешься — трижды в неделю приходится бывать в мастерской, жить с ними бок о бок.

Поставив на полку последний макет, Подросток отступил и, склонив голову набок, оценивающе оглядел плоды своего труда. Нет, ничего я не потерял, успокаивал он себя, ничего ровным счетом.

— Тэк-с. Поработали мы на славу, ребятки, — подвел итог Шишак.

Тихоня молча заулыбался. «Этот лишний раз рта не раскроет, — подумал Подросток. — Вот и мне не мешало бы помалкивать».

— Что нам осталось? — выпятил грудь Шишак. — Водворить на место орудия труда. И более ничего, дети мои. А времени всего одиннадцать, точнее сказать — двадцать три, если можно верить моему допотопному хронометру, — потряс он часами и убрал их в карман.