— Пожалуй, столь опасный момент и будет основной причиной не называть наши записи «мемуарами». Тебе-то бояться нечего, смерть не страшна бесам, им смерть неведома, а вот мне — другая мелодия…
— … похоронная, естественно. Что ещё остаётся авторам после написания мемуаров, о чём волноваться? Всё, alles, конец, приплыли, все точки над «i» и запятые расставлены, пора откланяться, опустить занавес и уйти со сцены «на все четыре стороны». Это по числу стран света.
— Послушай, дружище, а не изобрести ли нам «пятую часть света»!?
— Браво! Понял! Рад! Верно, набирай: «пятая часть света» — место, куда все приходят, но никто не возвращается.
— В самом деле, а почему не возвращаются?
— Не догадываешься?
— Нет.
— Там лучше… Что означает «мемо»?
— Вроде «память»…
— Вот! А твоя память настолько изленилась, что без понуканий и толчков в шею отказывается выдавать нужые, полезное и до захвата дыхания интересные рассказы.
— Вижу неприкрытую попытку вычистить до последнего воспоминания отдел памяти, где хранятся данные о моей войне, а на освободившуюся площадь всунуть твои вымыслы? Истратить, как патроны в автомате?
— Нет, не «как патроны в автомате», а как монеты твоей пенсии.
— Что оставим в «закромах родины»?
— Ничего. Зачем что-то оставлять?
— Выложив воспоминания до последнего эпизода — не превращусь в беспамятный «овощ»? Если в мемуарах выложу всё до последней точки — уподоблюсь докладчику после заключительного слова.
— Полностью очищать память нельзя, избавленные от памяти зовутся «овощами», а почистить отдел, где хранятся имена авторов великих произведений следует.
— Зачем?
— Чтобы не подражать великим. Трудно догадаться?
И как писать мемуары, если память совсем ни к чёрту, или вообще отказывается что-то выдавать? Если в квартире мимо туалета прохожу и мочусь в углу прихожей? И, добро, если бы в один угол отливал, а то ведь каждый раз — в другой? Как такое назвать?
— Резон содержится. Хочешь сказать, что «мемуарист», выложив подлинники, не может остановиться и насилует памятью сочинениями? «Повествует», чего не было?
— Именно.
— Да, пожалуй, причина убедительная, чтобы наши труды не называть «мемуарами». Но основной довод — моё пребывание в мире: «окончим мемуары — уходишь от меня, а что будет потом — тебе безразлично» Так?
— Так.
— Если «стучишь» не мемуары, а что-то иное — упомянутые условие договора теряет силу? Так?
— Так… Позволь «развязать руки» и тиснуть фантастический эпизод военного времени?
— Валяй!
— Идёт совещание военных чинов, и как всегда — во главе «хозяин». В военном деле «генералиссимус» был «ни уха, ни рыла», питался соображениями военных и выдавал за свои, но кто бы в адрес «вождя» такое не токмо сказать, но и подумать смел? Как-то на очередном совете «вождь» говорит привычное:
— А что думает товарищ Жюков? — «товарищ Жюков» держит паузу, и, не вставая, отвечает:
— А что думать «товарищу Жюкову? Жукову думать не положено, товарищ Жюков обязан без рассуждений выполнять указания. Ты «верховный, «полководец и стратег», местами и «военный гений» — вот и думай о «судьбах родины», а как утомишься от дум и мысли кончатся — Жукову доложишь, а Жюков войскам объявит… Негоже Жукову через голову лезть, не положено.
— Придумку «мемуарной фантастикой» назвать можно?
— Можно, назови…
— Не хочу оставаться всего лишь «выразителем мыслей и чувств» твоих, поэтому позволь выпустить скромную фантастику?
— Чего спрашиваешься? Разве когда запрещал? Валяй!
— Спрашиваюсь по причине: когда вымысел безвреден — он мой, а если чреват последствиями — тут и думать нечего, на тебя спишу. И оправдание есть:
— Я-то причём? Бес — и редактор, и цензор, вот и пропустил!
— Переходи к делу.
— История повествует: «вождь совецкого народа (всего!), получив известие о вероломстве «друга Адольфа», впал в страшную депрессию с намерением «наложить руки»:
— Проглядел, обманул и провёл! — «решение принято — за работу, товарищи! — и приказал принести револьвер системы «Нагана» с парой патронов в барабане: «Наганы» безотказные…
— В русскую рулету собрался играть?
— Нет, сомневался: «с первого патрона промахнусь…» — суицидом «папа» удумал отделаться. Ситуация: «вождь, отец и друг» требует принести оружие!! Как можно, ваше вел… пардон, «тов. Сталин»!? Для каких целей намерений и целей оружие!?
Если удумал собственноручно лишать жизни просравших войну высоких воевод — желание понятное и объяснимое, но два патрона к «Нагану» на всю военную ораву вокруг мало! Ты, «отец родной», только моргни глазом — и без тебя сделаем, самому-то, зачем напрягаться? — как уконтрапупил? Как думаешь: принесли «вождю» офицерского «Нагана» с двумя патронами? У офицерского револьвера курок взводить не нужно, самовзвод у офицерских, успевай на крючок нажимать.
Читать дальше