Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

Гортензия Муни протиснулась в застекленную дверь и подошла к окошечку кассы:

– Один билет, пожалуйста.

Роза подняла на нее глаза.

– Есть у вас места для цветных? – непринужденно поинтересовалась Гортензия.

– В бельэтаже, кажется.

– Вам кажется? – Гортензия улыбалась, но в голосе чувствовалось праведное возмущение.

– Цветные зрители еще ни разу в этом театре не появлялись.

Гортензия хмыкнула:

– Ну, у Шекспира нас маленько есть. Отелло, например. У вас найдется билет для меня?

– Да, найдется. Осталось всего одно место в бельэтаже. Два доллара.

Гортензия просияла и полезла в сумочку:

– Ники Кастоне собрал полный зал!

– Вы считаете, дело в этом?

– Конечно!

– А я-то думала…

– Он особенный, – сказала Гортензия. Она положила две хрустящие долларовые банкноты на тарелочку для денег и поднялась по лестнице, чтобы занять свое место.

Капельдинер несколько опешил, увидев ее, но кивнул, проверил билет, протянул ей программку и предупредительно приподнял плюшевую занавесь, чтобы она могла незаметно проскользнуть на свое кресло с краю.

Сэм Борелли прошел через фойе, когда Роза Де Неро закрывала двери зрительного зала.

– Мистер Борелли!

– Мне придется стоять, – сказал он с усмешкой.

– Смотритесь молодцом.

– Я слышу удивление в твоем голосе.

– Вас так долго не было видно.

– Я репетирую возвращение. Что скажешь?

– Мы сегодня распродали полный зал. Только что купили последний билет.

– А вот и вершина моего триумфального возвращения.

Сэм прокрался в зал. Из-за балюстрады партера он глядел поверх голов зрителей. Роза была права. Ни одного пустого кресла. Он полной грудью вдыхал атмосферу театра, запах масляной краски, благоухание ландышей, табачный дух и аромат свежих чернил на глянцевой бумаге афиши. Столько лет прошло, а предвкушение мига, когда поднимется занавес, все так же будоражило кровь Сэма Борелли.

Калла поддернула юбку и бросилась по лестнице, ведущей за кулисы, перешагивая через две ступеньки. Фрэнк следовал за ней по пятам. В кулисах актеры выстроились по порядку, точно карты в колоде, готовые выйти в начальной сцене спектакля. Ники стоял позади Тони, не сводя со сцены глаз и сосредоточившись на задаче, которая ему предстояла.

Калла тихо присвистнула, готовясь освободить шкив и открыть занавес. Фрэнк взял на себя тросы, так что у Каллы появилась возможность бросить последний взгляд на труппу, прежде чем грянули фанфары. Она была уверена в них, но сейчас ей хотелось успеха для Ники гораздо больше, чем для себя. Ники-Себастьян не появится на сцене до начала второго действия. Калла на цыпочках подошла к нему:

– У тебя полно времени. Расслабься.

– Хорошо, – прошептал Ники, неотрывно глядя на сцену.

Фрэнка бесило, что Калла снова уделяет внимание Ники. Если бы он мог, то поднял бы один из мешков с песком, которые служат грузилами для канатной системы, опускающей и поднимающей декорации, да и швырнул бы этот мешок в Ники Кастоне. Но вместо этого он нежно взял Каллу под локоток, притянул к себе и обхватил за талию, чтобы всякому стало понятно, кому она принадлежит.

– Пошли смотреть спектакль вместе с папой.

В ответ Фрэнк легко поцеловал ее в губы.

Пичи Де Пино собиралась попросить у Ники текст пьесы, чтобы прочесть ее перед дебютом жениха, но ее так поглотили предсвадебные заботы, что она забыла. К тому же театр стал темой, которую они обходили стороной. Она настаивала, чтобы он бросил игру, но он проигнорировал ее требование, так что она в ответ притворилась, что ничего и не требовала.

Рука Пичи, затянутая в перчатку, проскользнула под руку матери. Конни посмотрела на дочь и кивнула, отчего страусовые перья на шляпе качнулись и заплясали в воздухе. Сидевшая на телефонной книге зрительница позади Конни отстранилась, а на сцене тем временем разворачивалась первая картина.

Пичи была благодарна матери – верному рулевому на корабле ее долгого сидения в невестах, безошибочно ведущему дочь в спасительную гавань свадебной церемонии. Именно мама уговорила Пичи не обращать внимания на Никину дурацкую увлеченность театром. Всякий брак – это тяжелая борьба, убеждала ее Конни, и как бы мать ни хотела оградить свое дитя от любых треволнений, Пичи и Ники тоже борьбы не избежать.

А еще Конни очень обрадовалась, когда Джо Палаццини позвонила и пригласила их на спектакль, – тем самым Джо показала, что Палаццини с Де Пино заодно и хотят, чтобы свадьба прошла без недоразумений, чтобы все было так же восхитительно, как Конни запланировала, что они любят Пичи и жаждут соединения двух семейств. Эти жесты доброй воли были не просто жестами, они давали понять, что брак намечается крепкий и будет поддерживаться с обеих сторон, двумя добропорядочными семействами. И тем вечером Конни смогла вздохнуть с облегчением: ее опасения насчет шоу-бизнеса и участия в нем Ники отошли на второй план, когда они с мужем и дочерью, надежно обрамленные Палаццини с обеих сторон, расположились в самом центре ряда. Конни расслабленно откинулась на спинку кресла с видом уверенным, если не сказать самодовольным.