Дэвид Духовны - Мисс Подземка

– Но тут говорится, что возможна замена.

– Кому-то ж надо служить. Для китайцев счастливое число – три, а для отворотницы – два и четыре. Вот какая мне нравится нумерология.

– Единица – самое одинокое число.

– Три собаки на ночь [185] Мэй коверкает название американской рок-, фанк- соул-группы (осн. 1968) “Трехсобачья ночь” (Three Dog Night); по официальной версии, название группы ее участники взяли из журнальной статьи об австралийских аборигенах, в которой утверждалось, что аборигены в холодные ночи брали с собой спать собак динго; “трехсобачья ночь” – особенно холодная. . (Эмер от неожиданности рассмеялась вслух.) Эй, – проговорила Мэй, – не надо меня недооценивать из-за выговора, сучка. – И добавила: – Хорошее вино какое. Ну что, уговор? Бронировать вам вылет в Калифорнию? Я еще и турагент. Первый класс.

– Пока нет. Выпейте со мной еще вина.

День выпуска в школе Св. Маргариты был традиционно радостным событием, пусть его и переименовали в День продвижения по соображениям какой-то терминологической нейтральности, которых Эмер вспомнить не могла. Она так и не поспала. Всю ночь пила вино и строила козни с Мэй Вонг, а потом все утро пила кофе – для запаха изо рта чарующее сочетание. Смотрелась и смердела Эмер, как мокрое белье. В душ идти не хотелось, но она себя заставила.

Запрыгнула в подземку с еще не досохшими волосами и увидела, что последнее голосование в возобновленном конкурсе “Мисс Подземка” в конце недели. Задумалась о показателях опросов. Вспомнила разговор родителей – скорее, даже спор – во время каких-то президентских выборов, когда она была маленькой. Может, Буш/Дукакис? Она слышала, как мама все повторяла: “Но опросы говорят другое”. А отец отвечал: “Нахер опросы, нельзя доверять опросам!” Юную Эмер тревожило, что ее родители до странного предубеждены против проса и того, что о просе говорят.

Хан со стайкой других доставщиков-велосипедистов из “Царя драконов” сопроводил Эмер от ее остановки подземки до школы. Они остались болтаться, не привлекая к себе внимания, на задах школьного двора, закурили и смотрелись при этом и нелепо, и круто. Эмер прошла внутрь.

Пока Эмер прибирала свой кабинет перед летними каникулами – наносы, скопившиеся за год, огрызки карандашей, выброшенные распечатки заданий, – зашла повидаться Иззи. Эмер посвятила подругу в ключевые подробности, обойдя почти все, сообщила, что с Коном они больше встречаться не будут (по легенде, его звали Кен), и добавила вымышленные нюансы, чтобы вся байка получилась безупречной. Эмер удивилась, до чего легко она освоила полномасштабное вранье, – она даже предпочла считать это “сказительским даром”.

Иззи заявила, что общее правило таково: время, необходимое, чтобы пережить расставание, равно половине времени, проведенному вместе. Кон с Эмер пробыли вместе, может, дня два – или несколько недель, если брать в расчет время, которое Эмер провела, фантазируя о том, как они с Коном будут вместе, – а следовательно, постановила Иззи, почти наверняка, если применять ее незарегистрированную, непрофессиональную и не строгую математически “алгебру любви”, на то, чтобы Эмер выбросила Кона из головы, потребуется от пяти минут до десяти дней максимум.

Ко всей этой истории Иззи отнеслась оптимистически. Просто радовалась, что Эмер “прервала шнайд” [186] Период вынужденного воздержания ( жарг., идиш ). и опять в полном боевом, – и все такое прочее, что люди говорят, когда удается переспать после непрухи. Иззи хотелось, чтобы Эмер считала Кона страховочным колесиком, а настоящий мужчина – он же велосипед – того и гляди вывернет из-за угла.

Иззи сводила Кона к обыденности, а Эмер от этого делалось все более одиноко. Надо как-то пережить этот день до конца, а потом – свобода на все лето. Через три месяца, соврала она Иззи, это все, как ей кажется, прояснится – вдали от школы, от Сидни, вдали даже от Нью-Йорка. Может, она уйдет. Может, поездит по Европе, пока еще не состарилась, напишет книгу. Отец будет скучать, но Эмер подумала, что он, вероятно, хочет ее отъезда, – будь отец помоложе, точно хотел бы. Эмер колебалась, какую версию отца следует прощупывать чутьем.

Когда Иззи ушла, Эмер села за стол и оглядела пустые стулья. Сказала последнее “прощай” своему учебному кабинету. Жила в ней эта сентиментальность – присваивать вещам чувства, и ей не хотелось, чтобы ее кабинету становилось одиноко. Она пообещала вернуться. Почувствовав, что кабинет как следует утешен, – это удалось довольно быстро, комнаты вполне привычны к тому, что их покидают, – Эмер откинулась на спинку стула и мысленно нашла лицам этого выпуска места за партами. То же ей удалось бы и для предыдущего выпуска, и для предпредыдущего – лет на пять назад, слой за слоем, лица детей нынешних и прежних, как в комбинированной фотографии, лица превращаются друг в друга, будто в старом видеоклипе Майкла Джексона “Черный или белый” [187] “Black or White” (1991) – песня Майкла Джексона из восьмого студийного альбома “Dangerous”; в тот же год режиссер Джон Лэндис снял 11-минутный видеоклип-минифильм. , так? Где удивительно было не то, до чего разные там лица, как могло бы подуматься, а до чего похожие, какими бы яркими ни были перемены в цвете кожи и чертах. Словно бы и не надо менять слишком многое, чтобы лицо преображалось в другое лицо. Мы все выглядим похоже – мы похожи.