Дэвид Духовны - Мисс Подземка

Удар оказался настолько неожиданным, что Эмер по-тюленьи тявкнула смехом и разразилась судорожным хихиканьем. Прошло секунд десять, не меньше, прежде чем ей удалось расслабить диафрагму и осторожно перевести дух, и это, увы, породило новый приступ хохота. Сквозь слезы оглядела она класс, который по большей части оторопел от ее веселья, мальчик же шутить, очевидно, не планировал и, более того, вид имел слегка обиженный.

– Мне заново начать? – спросил он. – Это письмо, написанное Меркуцио его кузену Фелляцио…

– Нет! Заново не надо! – удалось выкрикнуть Эмер. – Хорошо, хорошо, продолжай оттуда, где остановился…

Мальчик сглотнул, растерянно сморгнул, откашлялся.

– Ладно… “Дражайший Фелляцио”…

Эмер буквально сложилась пополам. На этот раз, впрочем, смешным ей показалось слово “дражайший”.

– Подожди, остановись, пожалуйста… ох батюшки, время-то бежит… – До конца урока оставалось целых двадцать минут. – А давайте остаток урока посвятим самостоятельной работе, ладно? Сегодняшнее домашнее задание поделаем. – Ей удалось добраться до двери и выйти в коридор, где она смогла позволить себе еще парочку припадков смеха. В некотором смысле она навеки останется пятилетним ребенком. Иисусе. Подумала, что опять будет хохотать, когда возьмется пересказывать эту историю Иззи.

Эмер встрепенулась: по коридору до нее донеслась тяжкая поступь, и показалось не самое долгожданное лицо Сидни Кротти, коротышки-директора школы Св. Маргариты. Грохот, предварявший появление Сидни, происходил от тяжелых фликов на обуви директора – таков был давний секрет Полишинеля и повод для постоянных шуток всей школы. К четвертому классу большинство детей разговаривали с директором глаза в глаза. Ни единая живая душа ни разу не видела Сидни босиком или не обутым в тяжелые черные туфли с двухдюймовыми каблуками и трехдюймовыми платформами.

Сидни был священником-иезуитом карманного размера, благодаря Сидни школа преобразилась из строго католической в подготовительную для Лиги Плюща. Еще до изобретения видеокамер на мобильных телефонах – уж во всяком случае до середины 70-х – Сидни, вопреки росту, прославился тем, что, бывало, точным левым хуком валил с ног прогульщиков старшеклассников – и не раз. Репутация у него была “до последнего фунта лютейшего католика во всем Нижнем Ист-Сайде”. Казалось, этот человек способен драться, как дикий зверь, терзать когтями и кусаться, и, чтобы остановить, его придется убить, а если убить его, он, погибая, найдет способ вцепиться в тебя зубами, чтоб ты в конце концов испустил дух, утомившись таскать на себе мертвого священника.

Те “старые добрые времена”, как он их именовал, когда за непослушание ребенку можно было отвесить оплеуху и мир бы не рухнул, давно прошли, но в Сидни Кротти по-прежнему оставалась эта пылкая, праведная ожесточенность, эра политкорректности и просвещенной педагогики связала его по рукам и ногам, однако скрытая в нем свирепость находила выход в красочном словаре и отточенной пассивной агрессии.

Школа Св. Маргариты, даже находясь в Гринвич-Виллидж, сумела пересидеть 60-е в сторонке: мальчики ходили с короткими стрижками, девочки – в блеклых бурых свитерах. Однако Деревня стала иной, ее заполонили богатенькие, банкиры и ковбои хеджевых фондов разогнали отсюда геев и художников, тут-то изменились и задачи и положение школы. За этой сомнительной переменой власти Сидни наблюдал с привычной цепкостью, с чарующим видом изумления и растерянности, какая скрывалась под свирепостью терьера, присущей директору-коротышке. Ноги этой школы, сменив “кеды” на “коул-хааны” [99] “Keds” (с 1916) – американская марка обуви из парусины на резиновом ходу; дизайн исходной модели этой обуви под названием “Чемпион” стал тем, что ныне собирательно именуется кедами. “Cole Haan” (с 1928) – американская марка повседневной обуви. , обрели крепкую опору в новом городе – ноги на высоких каблуках, с толстыми фликами, шестого мальчишеского размера.

– Вот вы где – шастаете по средней школе. Можно вас на пару слов?

– Конечно. Здесь или?..

– Здесь годится. Вы плакали? – Сидни извлек из кармана пиджака носовой платок и предложил Эмер. Он до сих пор не расстался с нагрудным платочком, одежду ему шили на заказ – приходилось. Эмер никогда не видела его одетым свободно, однако подумывала, что он мог бы закупаться в детском “Гэпе” или претендовать на любой наряд из оставшихся после Принса. Промокнула глаза платком.