Аарон Хартцлер - Не нужно молчать [litres]

– Да.

Но что значит «да»? Согласие на поцелуй? Объятие? Или нечто большее? Когда мы наконец отправились в спальню, Бен взял меня за руку, и я точно знала, куда мы идем. Я следовала за ним, потому что сама этого хотела. Я не сказала вслух «Да, я хочу заняться с тобой любовью», но выразила эту мысль таким множеством других способов, что все было в порядке.

Мы забрались на кровать, и я стянула с Бена рубашку. Я чувствовала силу, заключенную в его руках и плечах, мощь, скрытую под кожей, – но мне было не страшно. Он прислушивался к каждому моему непроизнесенному слову. Наша беседа не прекращалась ни на секунду, просто теперь голоса в ней не участвовали.

Бен был выше меня на добрую голову – и все же, сплетенные на простынях, наши тела составили идеальную гармонию. Рубашки вперемешку с носками улетели на ковер, и когда между нами не осталось никаких преград, он снова спросил:

– Кейт, все в порядке?

И я еще раз ответила:

– Да.

Если бы мы были в кино, слова нам больше не понадобились бы. Экран бы стыдливо потемнел, превращая в легенду наш синхронный первый раз – и мы уж точно не обсуждали бы, что Бен однажды делал это с кем‐то еще. Или что он боится причинить мне боль. Или что я тоже немного этого опасаюсь. Он бы не копался десять минут в маминых комодах (да, обоих) в поисках презервативов – и после Великой Охоты На Кондом мне не приспичило бы в туалет пописать. Но мы были не в кино. А в реальной жизни. Поэтому обсуждали каждый шаг. Делали все чудовищно медленно. Были осторожны и бережны, связанные взаимным доверием.

Сперва мы хихикали. Потом пыхтели. Но наконец… Сплошной океан «да».

– КАК ДУМАЕШЬ, слухи про видео – правда?

Рэйчел едва ли проронила пару слов за день. Мы обе валялись перед ноутбуками на ковре в моей комнате. После церкви Рэйчел заскочила ко мне, чтобы вместе подготовить доклады про английских поэтов – домашнее задание по литературе. Ей достался Роберт Браунинг, а мне – его жена, Элизабет Барретт Браунинг.

Я чуть было не сказала ей, что хочу сегодня позаниматься одна. Зачастую наши воскресные занятия становились скорее поводом ознакомиться с новинками «Нетфликса» или посплетничать о симпатичном парне, с которым Рейч флиртовала за трапезой после службы. Но сегодня меня распирали новости. Я в подробностях пересказала ей почти все события прошедшего вечера – остановившись незадолго до эпизода в спальне Бена. Пока что мне хотелось сохранить это в тайне. Я не была уверена, как Рэйчел отнесется к известию, что ее подруга переспала с парнем до свадьбы. Лично я относилась к нему с восторгом.

В груди с самого утра разрастался золотистый шар счастья. Мне казалось, что если я расскажу кому‐нибудь про секс с Беном, этот шар слегка сдуется – будто я собственными руками выпущу часть воздуха из прекрасных воспоминаний, которые сейчас принадлежали только мне. Наверное, я бы все равно рассказала Рэйчел – если бы не опасалась ее осуждения. Пока что я не была готова столкнуться с чужой оценкой произошедшего. Я еще не прожила эти чувства сполна, не насладилась ими как следует.

Стоило мне задуматься про вчерашнюю ночь, как по лицу расползалась глуповатая улыбка. В глубине души я была даже рада отвлекающим факторам в виде доклада и лучшей подруги. Если бы не они, я бы точно слала Бену эсэмэски каждые двенадцать секунд – а такое поведение никак не соответствовало моему намерению «держать себя в руках».

Мы где‐то час молча стучали по клавишам ноутбуков, поэтому вопрос Рэйчел застал меня врасплох. Когда я повернула голову, на лице подруги читалась тревога. Я не нашлась с ответом, и Рэйчел решила развить свою мысль:

– Я хочу сказать, если это видео правда существует, мы бы о нем уже знали, верно? Не может быть, чтобы кучка феминисток его нашла, а мы нет.

Она произнесла «феминистки», в точности как Уилл вчера вечером – с презрением и насмешкой, будто выплюнула.

– Почему все говорят о феминистках в таком тоне?

– В каком?

– Ну, примерно как Дуни говорил про герпес на биологии в прошлом году. Будто это что‐то грязное и стыдное.

Рэйчел равнодушно пожала плечами.

– Феминистки – женщины, которые свихнулись на эволюции и бесятся, когда кто‐то указывает им, как жить. Они выступают за убийство своих еще не рожденных детей.

Рэйчел заявила это так, будто озвучивала самоочевидные вещи – которые только я умудрилась каким‐то образом пропустить. Я нахмурилась, вбила в поисковик «феминизм» и, когда на экране выскочило определение, развернула его к Рэйчел.