Аарон Хартцлер - Не нужно молчать [litres]

Последнее, что ты видишь, прежде чем они скрываются за углом, – это как помощник шерифа Дженнингс машинально тянется к наручникам на поясе. Жест, призванный заверить его, что все учтено, напротив всех пунктов в мысленном списке проставлены галочки, и что бы ни случилось дальше, он к этому готов. А затем в твою руку проскальзывает ладонь парня, которого ты целовала минутой ранее, и вы без единого слова следуете за директором и полицейским в столовую.

– Джон Дун?

Когда помощник шерифа Дженнингс окликнул его по имени, Дуни поднял голову и сделал прямо противоположное тому, что сделала бы я в такой ситуации.

Он улыбнулся. Это была самодовольная улыбка, холодная как лед. Улыбка, на которой было написано «Ну, и что вы мне сделаете?». Затем Дуни откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и вздернул подбородок.

– Здорово, Барри.

– Тебе придется пойти с нами, сынок.

Напарник мистера Дженнингса сделал шаг к столу. Мне бросилась в глаза надпись на его значке: ТРАМБЛ.

– И ты, Дикон. И… Грег Уоттс? – Он обвел взглядом стол.

Грег покосился на Дуни, затем на Дикона. Никто ему не ответил, но офицеру Трамблу этого оказалось достаточно.

– И Рэнди Кунц?

Рэнди выглядел так, будто его стошнит, как только он откроет рот. Он медленно поднял руку.

– Я здесь, сэр.

Мистер Дженнингс отступил на шаг, показывая, что они могут выходить.

– Пап? – Уайетт нарисовался рядом с отцом. На лице его читалась паника. – Пап, что происходит?

Дженнингс будто его не услышал, только отмахнулся – мол, потом поговорим.

– Возьмите вещи, парни, и следуйте за мной.

Грег и Рэнди медленно отодвинули стулья и начали вставать. Трамбл положил руку на плечо Дикону.

– Да бросьте! – внезапно заорал Дуни.

Если до этого в столовой и был какой‐то шум, теперь он сменился гробовой тишиной. В воздухе волнами раскатывался горячий запах спагетти – только вот самого воздуха больше не было. Все глаза обратились на стол флибустьеров. Все уши приготовились ловить малейший отзвук. Никто не двигался, даже вилки застыли на весу. Весь зал замер, словно перед взрывом, – пока помощник шерифа Дженнингс клал обе ладони на стол и нагибался, чтобы их с Дуни лица оказались на одном уровне.

– Мы можем сделать это здесь, перед всеми, или в участке. У тебя три секунды на размышления.

Его голос даже не дрогнул – низкий, властный. Дуни дернул челюстью и упрямо сжал зубы. Крохотный сейсмический сдвиг.

Дикон начал подниматься.

– Не надо, чувак, – предостерег его Дуни.

Дикон покачал головой и рассеянно провел рукой по коротко стриженному затылку. Теперь, когда он стоял, Трамбл был на добрую голову ниже его.

– Куда идти? – только и спросил он.

Офицер повел Дикона к выходу, придерживая за локоть. Грегу и Рэнди он сделал знак следовать за ними. Те подчинились, оставив на подносах остатки обеда.

– Или ты пойдешь сам, или я тебя потащу. – Дженнингс ни на секунду не спускал с Дуни взгляда. Тот ничего не ответил – лишь демонстративно скрестил руки.

Дженнингс обошел его, одним рывком выдернул из‐под Дуни стул и, молниеносно схватив за воротник рубашки, почти приложил лицом о столешницу. Подносы полетели в разные стороны. Свободной рукой Дженнингс отцепил с пояса наручники.

– Джон Дун, вы арестованы за сексуальные домогательства к несовершеннолетнему и распространение детской порнографии. – Наручник защелкнулся на правом запястье. – Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. – Наручник защелкнулся на левом запястье. – Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?

Дженнингс вздернул его со стула.

– Мой отец быстро собьет с тебя кокарду, – прорычал Дуни, сверкая глазами.

Полицейский подтолкнул его к двери.

– После того, что ты натворил? Пусть попробует.

Казалось, Дуни пробирался между столами целую вечность. Стоило Дженнингсу вывести его в коридор, как директор Харгроув развернулся у витрины с салатами и поднял ладонь, будто призывая учеников к молчанию – только вот в зале и без того царила мертвая тишина. Даже посудомоечные машины словно притихли.

– На седьмом уроке будет общее собрание. Теперь расходитесь по классам.

Директор направился к дверям, но я уже не видела, как он выходил. Перед глазами у меня стоял океан. Океан экранов. Камеры смартфонов – всех до единого в зале – фиксировали каждое движение молчаливым, ничего не забывающим оком.