Виктор Квашин - Люблю тебя, как Море

— Садись.

Это совершенно неожиданно, но теперь есть надежда на продолжение разговора. Присаживаюсь на прикрученную к палубе «банку».

— Давно женат? Это у тебя первый ребёнок?

— Что? — я теряюсь, вопрос для меня неожиданный.

— Ребёнок у тебя первый должен родиться?

Киваю — да.

— Салага. У женщин там знаешь сколько «заморочек» бывает! Роды могут задержаться, да всё что угодно. Жди. Придёт радиограмма — сразу вызову по громкой. Пей!

Спирт обжигает пищевод, но придаёт наглости.

— Сергеич, она у меня здоровая, ничего с ней не может случиться. Тут что-то со связью. А ты в роддом позвонить не можешь? Ну помоги, Сергеич!

— Вот, слушай меня, — говорит Сергеич, и наливает ещё по глотку. — Связь у меня в определённое время и только по делу. На городскую телефонную сеть я при всём желании не могу выйти. И вообще, частные переговоры категорически запрещены — лишусь визы и диплома. Понял? Давай, за твою!

Пью обречённо, запиваю из графина.

— Всё, иди, — говорит угрюмый Сергеич. — Придёшь после ноля. На «базе» корефан мой дежурить будет. Попробуем.

Не помню, как прожил этот день. Конечно, не спал, метался по судну в каком-то возбужденном предчувствии… Ровно в двадцать четыре ноль-ноль прибыл в радиорубку.

Сергеич выставил на стол банку растворимого кофе — дефицит по тем временам, включил кофеварку.

— Хозяйничай.

Сам уселся у радиостанции, покрутил ручки настройки, запиликал электронным ключом. Я вслушивался в треск динамика, ловил морзянку, но, хоть и служил в армии радистом, такую скорость передачи не воспринимал.

— Номер телефона роддома? — обернулся ко мне Сергеич.

Я растерянно пожал плечами. Сергеич опять затарахтел ключом.

— Роддом какой?

— Не знаю…

Сергеич выругался и снова погрузился в какофонию эфира.

«Переговоры» продолжались довольно долго. Наконец, Сергеич оставил ключ в покое, подсел к столу.

— Всё, теперь ждать будем.

Мы пили кофе три с половиной часа. Я потерял всякое терпение. Сергеич был невозмутим:

— Корефан сделает!

Без двадцати четыре, когда мне пора было уже заступать на вахту, что-то там запищало. Сергеич принял радиограмму, протянул мне:

«лежит четвертом роддоме тчк родила мальчика зпт вес три двести тчк папаши коньяк тчк».

— Ура! — заорал я. — Сергеич, ты гений! Приходи утром, обмывать будем! Ну, я побегу, а то на вахту опоздаю.

— Стоять, папаша! А жену ты поздравить не забыл?

Кажется, за всю свою взрослую жизнь я краснел один раз — именно тогда. Быстренько написал телеграмму, сунул радисту.

— Спасибо, Сергеич!

Старпом уже прохаживался по мостику.

— У меня сын родился! — выпалил я.

— Поздравляю, — пожал руку старпом.

— Можно я подменюсь?

— Не терпится? — усмехнулся старпом. — Ладно, подними Семёнова.

Я ринулся с мостика.

— Погоди! — окликнул старпом. — Скажешь артельному, чтобы выдал, что надо.

— Так он спит уже…

— Скажешь, что я сказал.

Недовольный артельщик долго перебирал толстыми пальцами ключи, открывал кладовые, бурчал, но выдал палку варёной колбасы, несколько банок консервов и две бутылки «тропического» вина.

«Для разгона» — подумал я. Ведь у меня хранилось два литра чистого медицинского спирта, которые я уберёг специально для этого случая даже во время традиционной «отходной» попойки. Разбудил боцмана, поднял всех матросов. Буфетчица Люся помогла накрыть стол.

Трое суток не выходила на работу палубная команда. В артелке выбрали месячный запас вина. И лишь когда всё спиртное было выпито, я вышел на вахту. Старпом не сказал ни слова, и вообще начальство вело себя так, будто ничего не произошло. Рейс шёл своим чередом.

Ещё через пару дней пошли телеграммы от родных и друзей — сообщали о рождении сына, поздравляли. Я воспринимал эти сообщения уже со спокойствием состоявшегося отца, и теперь ждал окончания рейса.

Холодно на улице. Я затушил сигарету. Вспомнил несчастную сотрудницу. Значит, не хочет муж ей звонить. Захотел бы — нашел бы способ. Я-то знаю!