Илья Павлов - Зеленая лампа

На склоне века, или в середине,
или в начале нового столетья —
тысячелетья — миллионолетья! —
я озираю жизнь с недвижной кочки
и нахожу, что люди постоянны
как в добродетелях, так и в пороках.
И где-то там, в конце времён, далёко —
иль через миг, что, в сущности, едино —
на горизонте сумерек бытийных,
сжимающихся в точку-невозможность,
в понятие, что некому освоить
скупым умом, но можно только — духом;
и вот на этом смутном пограничье
в последний миг, в конце концов, в пределе
абстрактном, нереальном — интересно,
какое Слово будет перед точкой?..

Начать хоть что-нибудь, потом,
на мудрость жизни уповая,
гадать, куда везёт кривая,
ловить дождинки языком,

любить детей, жалеть их мать,
носить, как чётки, цепь событий,
и обжигать горшки, и бить их,
лепить и — снова обжигать,

пасти гусей, учить азы,
по ходу смыслы создавая,
и колокол, не уставая,
тянуть за трепетный язык.

Идею конечности лелея и холя,
помыслишь о форме последнего привета.
У каждого человека своя Меланхолия
и персональный конец света.

Так общий случай становится частным,
комариный укус вырастает до феномена,
конвертируясь в радугу здесь и сейчас, но
по очень выгодному курсу обмена.

Потом и радуга погружается в Лету,
Время работать коровой дойной
отказывается, поэтому свою Планету
надо будет встретить достойно.

Лучше всего — поливая землю,
рисуя кактус, рассаживая фиалку,
любя другого человека, внемля
ветрам, чтобы — не так жалко.

Даже если не родил детей, и
нет фиалки, не завел собаку —
важно отложить яйцо идеи:
идея способна пережить вакуум,

пустить корни, дать начало,
размножиться — за это много отдашь и…
Ну вот, кажется, и полегчало.
Можно жить
дальше.

« Счастье — это когда тебя понимают ».

Счастье — это когда тебя понимают.
Принимают. Запоминают.
Вспоминают и — обнимают.
И потом, когда поминают.

В этом есть элемент участья.
Словно целое есть у части.
Понимание — как причастье:
ты да я — одной веры части.

Одной Матери. Одного Бога.
Эти — в ногу, а мы — не в ногу.
Я твой посох, ты мне — подмога.
Посидим, отдохнём немного.

Помолчим, пока дремлет Логос,
пока дразнит Танатос Эрос,
пока серость высоким слогом
так вещает, что пахнет серой.

Надо как-нибудь проще, проще,
но не плоше, не в лоб, не площе.
Слышишь — ветер гуляет в роще
или словом вскипает площадь?

Не красна судьба пирогами.
Всё твоё, что прошёл ногами.
И расходится свет кругами.
И расходится свет кругами.

Звенит в ушах. То, может, голос свыше,
и звездный ветер мне его пригнал?
Я — избранный? Лишь только мне и слышен
сверхразумом отправленный сигнал?

И коль я из такого сделан теста,
в мои локаторы, в мою тетрадь
вселенная божественные тексты
нашептывает? Жаль, не разобрать…

Зов галактический настойчив, безутешен.
Звенит, как стадо комаров в плену
пивной бутылки. Я устал. Я грешен
и текстам предпочел бы тишину.

Я недостоин столь великой роли
и не готов, по нищете своей,
представить, от какой высокой боли
страдал, внимая Яхве, Моисей.

О чём шумел камыш деревьям гнутым?
Неужто белый шум — вся жизнь моя?
Сижу, в бахилы синие обутый.
«Кто следующий?» — «Доктор, это я…»