Илья Павлов - Зеленая лампа

Да, тот год был именно таким — терпким, с оттенком земляники. В «Бехеровке» — чешские травы, вокруг которых кружились чешские пчелы, там сновали чешские ящерицы. В армянском арцахе в самом деле есть частица гор, древних песен и звук дудука. В текиле замуровано мексиканское солнце и темперамент, не говоря уже о голубой агаве, произрастающей на песках. В мескале плавает личинка бабочки по имени Хуанито. В шотландском виски северный ветер с моря, торфяной привкус, кельтсткие говоры и недвижная дубовая бочка. Поэтому так ценятся бутылки со старыми напитками, открывший древний сосуд пробует прошлое на вкус. В растворе этилового спирта, который по недоразумению назван русской водкой, нет ничего. Ни привкуса, ни истории, — неважно, где и когда она произведена. Водка — это «Черный квадрат» Малевича в мире алкоголя. И поэтому не имеет значения, из чего она сделана, потому что главное — «цедваашпятьоаш».

Может, хотя бы вода из водки родная, несущая привкус местных рек, озер, родников, подземных источников? Может, в «Байкале» вода из Байкала? Читаем: помимо спирта этилового ректификованного — вода исправленная. Ее фильтруют и «умягчают» так, что даже она лишается индивидуальности, географической привязанности. Это мертвая вода.

Все алкогольные напитки в мире сохраняют вкус и запах того, из чего они сделаны, и только наша водка стремится их убить, убеждался Окрошин. И правильно: ни древесина, ни газ этилен не особо вкусненькие. Конечно, лес-кругляк и нефть с газом это, к сожалению, современное наше всё, но чтобы этим чокаться и заливать в себя… Посмотрим на этикетки. Убожество содержимого компенсируется изобилием лейблов. Вот «Зимняя дорога», в которой нет ни зимы, ни дороги, ни похрустывания копыт или валенок по снегу. Вот «Хлебная слеза», где ни одно зерно не пострадало, ни одна крестьянка не всплакнула о своей нелегкой доле. «Ржаная». Как говорится, на заборе тоже написано, а там — дрова. Кстати, «Дрова» — одно из самых честных и приближенных к истине названий.

Вот «Русская». Чем она русская? Песнями, сказками, избами? Традицией технологии? Да ничем. Не может быть русским вещество, разбитое до молекул и синтезированное в спирт. Миллионы лет жили всякие динозавры, лягушки, рыбы, росли леса, — все это умерло и превратилось в уголь или в нефть. Вот, что такое водка — это как безликая нефть, однородная масса, это спиртовое абсолютное ничто. Вот односолодовый шотландский виски — это нечто. Хотя некоторые извращенцы поганят его кока-колой. «Ха-ха, эти хлюпики-иностранцы не пьют водку в чистом виде, они мешают её в коктейли и потягивают через трубочку! Фу! Бе-е! То ли дело мы, русские удальцы, нахлобучим стакан, крякнем, рукавом занюхаем». Дурное дело нехитрое. Идиотизм как предмет национальной гордости.

В музее водочного заводчика Петра Смирнова в городе Мышкин Ярославской области висит надпись: «Только водка из России — настоящая русская водка». Конечно, для 20 века и современности эта надпись лживая. Но она верна для века 19-го, когда наша водка была ржаным дистиллятом. Именно этой водкой Петр Арсеньевич покорил Европу и Америку и сделал её (кроме шуток!) русским национальным достоянием. У той водки сегодня были бы все шансы стать объектом нематериального культурного наследия ЮНЕСКО, как сегодня пивная культура Бельгии. Вот это и была бы настоящая русская водка, а не обман, величайшая вековая афера, во многом трагическая. И только сегодня появился шанс возродить истинно русский крепкий напиток, который встанет в один общемировой ряд с коньяком, виски, сливовицей, текилой и ромом, даже украинской горилкой, и рожь, русский хлебушек, нам во спасение.

Ну и что после этого всего пить? Так, чтобы было хорошо, вкусно, весело и не отравиться? Так и напрашивается цитата из бессмертной ерофеевской поэмы «Москва — Петушки»: «Беда! Нет у меня ничего такого, что было бы Тебя достойно. Кубанская — это такое дерьмо! А российская — смешно при Тебе и говорить о российской…».

«Хочешь сделать хорошо — сделай сам», — решил Иван Окрошин и тем самым скорректировал свой жизненный путь.

Продолжение следует…