Энн Тайлер - Клок-Данс

Пока Питер расплачивался за газету, в магазин вошла непричесанная, сильно беременная женщина в розовом фланелевом халате. Глядя, как она хмуро бродит вдоль стеллажа, кассир, совсем молоденький парнишка, ее окликнул:

– Вам помочь?

Женщина ожгла его взглядом:

– Почему вы спрашиваете?

– Что, простите?

– С чего вы решили, что мне нужна помощь?

– Мэм, просто я подумал, вы что-нибудь ищете…

– По-вашему, сама я не найду?

Встретив обескураженный взгляд кассира, Уилла сочувственно вскинула брови, но тут Питер взял ее за плечо и подтолкнул к выходу:

– Пошли отсюда.

В вестибюле он, минуя лифты, направился к бессчетным креслам и кушеткам, сгруппированным парами-тройками, и, выпустив руку Уиллы, рухнул на зеленое виниловое сиденье.

– Ненавижу этот город, – проговорил Питер.

Уилла нерешительно присела на краешек кушетки.

– Ты из-за этой женщины? – спросила она.

Питер молчал.

– В чем дело?

– Во всем. Ненавижу эту жару, эту влажность, этот кошмарный местный выговор… Не понимаю, что мы здесь делаем.

– Ну как же, милый? Ненадолго приехали помочь Денизе.

– Мы ее даже не знаем!

Уилла не понимала, с чего он так завелся. И постаралась припомнить все, что произошло с момента их приезда. Казалось, она упустила что-то важное.

– Это как-то связано с твоей работой? Тебя расстроила напортачившая секретарша?

– Какое тебе дело до моей работы?

Уилла замерла.

– По-моему, ты в полном раздрызге, – сказал Питер.

– Что?

Он не ответил.

– Мне казалось, это ты в раздрызге, – после долгого молчания сказала Уилла.

Питер шумно выдохнул, потом свернутой газетой хлопнул себя по колену и встал:

– Ладно, пошли обратно в балаган.

Следом за ним Уилла шагала к лифтам. В животе была противная тяжесть.

В лифте ехали молча. В гудящей тишине поднялись на второй этаж. Шум веселья в палате Денизы был слышен еще в коридоре.

В субботу Уиллу разбудил телефонный звонок. Хотя звонить ей никто не мог, настойчивое треньканье все-таки растревожило. Даже когда телефон смолк, она уже не смогла расслабиться и под мощный вой кондиционера пыталась угадать: Шерил ответила на звонок или неведомый абонент сам бросил трубку? Щурясь в потолок, Уилла прислушалась. Но никакие звуки не могли пробиться сквозь зудение чертовой машины.

Старые электрические часы на комоде показывали без малого девять. Одеяло на пустой кровати Питера отброшено, в изножье скомканная пижама. Сочный золотистый свет за окном разительно отличался от привычной утренней бледности.

Уилла села, пригладила волосы, сунула ноги в тапочки. Потянулась за кимоно, и тут в комнату заглянул Питер.

– А, проснулась, – сказал он.

– Что-то нынче я заспалась.

– Звонила Дениза. Сегодня ее отпустят домой.

– Вот и хорошо.

– Сказала, после обхода. Часов в десять.

Уилла встала, завязала пояс кимоно.

– А ты… отвезешь нас? – спросила она.

– Придется. Одна ты не загрузишь ее в машину.

Уилла облегченно выдохнула, постаравшись, чтоб это было не очень заметно.

– Я свяжусь с Роной, как только она откроет свою контору, – сказал Питер, имея в виду их транспортного агента.

– Может, не стоит спешить? Еще неизвестно, как Дениза управится без нас.

– С чем ей управляться-то? Есть Шерил, есть соседи. У нее же только нога покалечена, в конце-то концов!

– Да, но…

– Вообще-то я могу сам заказать билеты по интернету.

– Не надо, пусть Рона этим занимается. Ты же говорил, она лихо добывает места в бизнес-классе.

– Пожалуй, ты права. Ладно, подождем. Черт бы побрал эти часовые пояса!

Иногда Питер заявлял – вероятно, в шутку, – что вся страна должна жить по единому времени, пусть даже некоторым штатам придется вести дела в темноте.

Уилла сомневалась, что Дениза одолеет лестницу на второй этаж, однако после завтрака они с Шерил прибрались в ее комнате и поменяли постельное белье. Маме понадобится еще одна подушка, командовала Шерил и, очищая туалетный столик от всего вплоть до щетки для волос и пузырька с духами, любовно приговаривала:

– Она у меня такая разгильдяйка!

Переводная картинка с крабом на ее щеке растаяла, оставив оранжевые точки. Нынче Шерил была в белых сапогах с кисточками (из униформы мажоретки), в шортах, как всегда врезавшихся в промежность, и короткой маечке, открывавшей круглый живот. Уилла поймала себя на том, что восхищается ее детской непосредственностью.

Выйдя из дома, в соседнем дворе они увидели Кэлли, на ногах-копытцах семенившую к своей машине. Она им помахала и крикнула: