Словно страж уснул в решающий момент и мимо него в городские ворота пробирается враг. С глазами, широко раскрытыми и впитавшими это половодье призрачного света, а затем и призрачное облачко-фигуру, пани Катержина переступила через порог бодрствования и вошла в сон.
Облачко плыло перед ней дальше, приобретая все более знакомые очертания. Она его узнала в первую же минуту. Волосы его светились ярче, чем бледный лунный свет, который окружал ее и его. Они шли сквозь свет, в котором не было ничего, кроме их двоих, никакого предмета, никакого существа, ничего, что делало бы эту странную местность без неба, без земли, без горизонта похожей на мир, который она знала. От сознания, что она уже давно не идет, потому что идти не по чему, ее охватило легкое, веселящее чувство опьянения. Несмотря ни на что, она все же движется. Думать об этом некогда, ее чувства и мысли поглощены сознанием, что сынок, тот, который рос и взрослел только в ее снах, теперь рядом, единственное существо в этом пустом мире света, льющегося из неведомого источника. Он идет тихо, молча, но все равно отзывается в ней всеми словами, которые она когда-либо хотела слышать из его уст. Он так близко, что она даже не уверена, не несет ли она его в себе. Она смотрит на него с жадностью матери, долго отлученной от своего дитяти, его облик, его черты — это песня, которой звучит весь этот исполненный света край. Как он похож на отца и одновременно подобен всем тем Мохнам, которых она оставила в галерее своего дома. Куда он ведет ее, куда вообще направляется в этом пространстве без дорог и сторон света? Пришел ли он за ней или она за ним, ведет ли этот путь в его небо, в его мир?
Но откуда взялась эта черная стена перед ними? Сынок прошел сквозь нее и оборачивается к ней с протянутыми руками. Что за ним — не видно. Пани Катержину охватывает безмерный ужас. Непреодолимая черта. Теперь все зависит от нее — решиться и перешагнуть. Чего, собственно, она боится, если об этом миге она мечтала столько долгих лет?
Чья-то теплая сильная ладонь сжимает ее левую руку, и тепло от нее проникает до самого ее сердца. Может быть, эта ладонь — только воспоминанье, но без нее никакая жизнь не будет полной. Пани Катержина стоит, окаменев, словно должна остаться навеки в этом пространстве, терзаемая страхом, разрываемая двумя страстями.
Как гул подземных вод, как разбушевавшийся орган ветра, подымаются вокруг нее голоса. Они приходят из глубин прошедших времен, карабкаются к ней по веревочной лестнице гибнущих мгновений, подымаются и сникают, передавая эстафету другим, подымаясь общей волной и кидаясь на нее. Твой час настал, Катержина. Ты — наша последняя надежда. Ты единственный мост, который соединяет нас в вечности. Мы хотим жить! Они зовут, как звала после полудня буря, завывавшая над Бытенью. Они объединились, но ей все же кажется, что она как будто знает каждого из них, хотя многие умолкли столетия назад. Видимо, она слышала их, видимо, они не умолкали в ней никогда. Давние голоса, а все не хотят смириться и замолчать. Течение жизни не желает прерваться. Этот мальчик перед тобой — последнее его звено. Подай ему руку, Катержина! Иди!
Бургомистр следит за полетом облака-херувима, словно маленький мальчик в кукольном театре. А ты все же меняешься, дружок, констатирует он иронически, скопление пара не многого стоит. Дряхлеешь на глазах, видно, у тебя худо с позвоночником. Сгорбился, а это ведь изъян, которого ангелы не потерпят. Тучка, летящая перпендикулярно к земле, наплывает на луну, устроив маленькое затмение, но сама засветившись от ее сиянья. Сдвигается вниз, словно отвергнутая луной и сплющенная ее светом, и когда, опустившись, оказывается под луной, ее превращение свершилось. Она расползлась, сгорбилась, напоминая теперь старца в широком черном плаще, а на макушке у нее белый клубок, наподобие светлой шляпы. Бургомистру вспоминается Эмануэль Квис, выходящий через калитку в воротах мохновского дома на сумеречную площадь. Мороз пробегает по коже, но бургомистр быстро приходит в себя и пытается посмеяться над этим, потому что, прошу прощения, это прекрасное доказательство того, на что способна фантазия, когда человек не держит ее в узде. Он хочет спросить пани Катержину, как ей понравилась небесная пантомима, и чувствует, что будто повеяло холодом, хотя за спиной включен электрический камин, и холод этот идет от жениной руки. Да, рука ее холодна и недвижима, и пани Катержина сидит в своем кресле неестественно прямо, с полуоткрытыми глазами, но остановившимся взглядом.
Читать дальше