Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Ну так пойдем дальше, — сказала я.

Вечером я увидела за полем дом. Он стоял не там, куда мы шли, а на западе, но я все равно решила свернуть туда и спросить, верно ли мы идем. И мы пошли к дому. Я еще издали увидела, что там живут белые голодранцы. Сбоку от дома был огородик, на бельевой веревке висело старое платье, а на заднем дворе — кучка дров вместо настоящей поленницы. Мы подошли к калитке, а цепная собака давай лаять. Из двери выглянула женщина в халате. Она была тощая-претощая, и видно, что злая.

— Вы не скажете, это дорога в Огайо? — спросила я.

Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Будьте так добры, мэм.

— Убирайся от моих ворот, не то собаку спущу, чтоб она показала тебе дорогу в Огайо. Убирайтесь отсюда!

— Я же просто спросила, верно ли мы идем, — говорю я.

— Никакого Огайо я не знаю, — говорит. — А если будешь стоять здесь, так я спущу собаку с цепи, сказано тебе!

— Мы уходим, — говорю. — А вы не скажете, нет тут поблизости родника? Нам с ним очень пить хочется.

— А ты сама не видишь, где родник?

— Нет, мэм.

Она больше ничего не сказала, а только стояла и глядела на нас. Мы пошли, а как дошли до конца забора, она как крикнет, чтоб мы остановились. Я посмотрела, ее не видно. Потом выходит, и в руке кружка с водой. И мы пошли назад к калитке, ей навстречу. Я протянула руку за кружкой, но она мне ее не дала.

— Ты что думаешь, я позволю тебе поганить кружку черным ртом? — говорит. — Подставляй руки.

Я сложила ладони ковшиком. Вода была теплая. Наверно, нарочно зачерпнула из ведра или из бочки на солнцепеке. Нед не умел складывать руки ковшиком, и мне опять пришлось подставить свои, чтобы он напился. И все время, пока мы стояли там, она бормотала и бормотала:

— Не подумайте, будто мне черномазые по душе, раз дала вам напиться. Я вас ненавижу. Всем сердцем ненавижу. А воду дала, потому что христианка. Я черномазых всем сердцем ненавижу. Это из-за вас все напасти и грабежи. Янки и черномазая солдатня по всему дому рылись, всех свиней и кур забрали. И все из-за вас. Чтоб вас настоящие белые обоих прикончили. Чтоб еще до утра прикончили! Я покажу, по какой дороге вы пошли, и скажу, чтоб они вас прикончили. А теперь убирайтесь отсюда. Убирайтесь, пока я сама вас не прикончила. Да не будь я богобоязненной христианкой, так сама бы вас прикончила!

Я поблагодарила ее за воду и сказала Неду, что нам пора идти. Мы шли на восток до захода солнца, а потом свернули на север.

Ночь наступила, а мы все шли — смотрели на Полярную звезду и шли. Наверно, мы шли в темноте часа три, когда из сосняка вдруг потянуло запахом жареного мяса. Я остановилась и сделала Неду знак, чтобы не шумел. Я вертела и вертела головой, но нигде не видела ни огня, ни дыма. И никак не могла решить, что нам делать — идти вперед, повернуть назад или обойти это место стороной. И вдруг кто-то сказал:

— Да что же это такое!

Я так быстро обернулась, что узел слетел на землю. Но тут же у меня отлегло от сердца, потому что это был негр. Стоит и глядит на нас сверху вниз, а в руках у него длинная толстая палка. Ну прямо шест с фасолевого поля. Он подошел к нам так тихо, что успел бы пришибить нас обоих и мы бы охнуть не успели.

— Чего это вы здесь делаете? — говорит. — Вы одни пришли?

— Одни. Я да вот он.

— Господи помилуй! — заохал он и засуетился. Таких суетливых людей я больше и не встречала. — Идите-ка, идите сюда.

Я подняла узел, и мы с Недом пошли за ним к его костру. На огне жарился кролик. Мы с Недом сели — он нам рукой показал. Гляжу, к дереву прислонены лук и стрелы. А он сел на корточки у костра и смотрит на нас.

— Так. Куда же вы все-таки идете? — спрашивает.

— В Огайо, — говорю.

— Господи, господи! — говорит. — Я в последние дни всякого навидался, но такого мне и не снилось. Идут то туда, то сюда, то туда, то сюда, а что делают, знают не больше вот этого кролика на костре. Небось есть хотите.

— У нас есть еда, — говорю.

— Картошки и кукурузы накрали? И помолчи, я наперед сам все знаю. Что, вы первые, что ли.

Он снял кролика с огня, положил на разостланные по земле листья, потом снял нож с пояса и разделил кролика на три части. Когда мясо остыло, он дал мне и Неду по куску. Мясо было вкусное, потому что он его жарил с диким луком, который набрал на болоте.

— Вы идете на Север? — спросила я.

— Нет, я уже тут, куда пришел, — говорит. — На Юге.

Я даже есть перестала.

— Ополоумели вы, что ли? — говорю.

— Ты-то, конечно, первая умница, раз додумалась таскать мальчонку ночами по болоту, — говорит. — Хорошо еще, что я вам друг, а не враг. Я же вас давно услышал — куда раньше, чем вы встали, чтоб прислушаться. Я на эту палку так долго опирался, чуть не уснул.