Татьяна Устинова - Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном

Бабушка Клавдия Васильевна, когда-то учившая меня печь плюшки и правильно обращаться с таким хрупким существом, как мужчина, говаривала, что ссориться можно когда угодно, но только не на ночь и не перед работой!

Вот хочется тебе поссориться, учила Клавдия Васильевна, ссорься на здоровье, но выбери для этого правильное время! Если еще удастся выбрать правильное место – так, чтобы никто, никто ничего не видел и не слышал! – значит, ты молодец. Все уроки усвоила, и стало быть, настоящая женщина. Ссориться постоянно очень скучно, а настоящая женщина не должна позволять себе так скучно проводить жизнь. А на ночь и перед работой – запрещено строжайше, раз и навсегда!..

Итак, на этот раз я очень определенным голосом объяснила ему, что он невозможный человек, и жить с ним невозможно, и иметь дело невозможно тоже. А следующим вечером он улетел в свою командировку, где ему предстояло много сложной работы.

Весь день мы не могли поговорить. Для нас день в состоянии ссоры – катастрофа, конец света. Мы так не умеем. Мы не можем. Мы погибаем, оба. Правда.

Конечно, когда он прилетел, мы помирились и все наладилось, но что-то такое как будто колючее осталось у меня в голове, и я время от времени натыкалась на эту колючку, и царапала она меня, и не давала покоя, как камушек в ботинке.

А потом меня одолела бессонница, я до утра сидела на кухне, глотала чай, думала и вдруг все поняла!..

Я ведь тогда все неверно сделала, поссорилась, причем одновременно и на ночь и перед работой! Все бабушкины уроки псу под хвост!

И я побежала в спальню и растолкала его, чего не делала никогда в жизни. Я толкала его довольно долго, он все не просыпался, – если уж спит, он спит крепко, – и когда наконец он открыл совершенно чистые, ясные утренние глаза цвета тающего весеннего льда и уставился на меня с изумлением, я немедленно поклялась ему, что мы никогда, никогда больше не будем ссориться. Ей-богу!..

Нет, я взрослая девочка и точно знаю, что, конечно, мы поссоримся еще миллион раз. Но только не на ночь и не перед работой!

Просто так шататься по Иерусалиму не имеет никакого смысла. Правда.

«Просто так» можно шататься по Питеру или, скажем, по Парижу. По Екатеринбургу можно, я пробовала. Вот набережная, а вот река Урал. А вот памятник основателям железоделательных заводов – нашему Демидову и голландцу Генину. А вот и надпись, повествующая о том, что это памятник именно им, а не Минину и Пожарскому. А что? Вполне можно перепутать – два дядьки в странных одеждах, кто их знает, кто такие!..

В Иерусалиме такие штучки не проходят. Там как-то очень быстро понимаешь, что здесь все началось и здесь же, по всей видимости, все и закончится. Там булыжник не перекладывали с тех самых пор, как по нему бродили Иисус и Пилат.

Там узкие улочки и странные стены. Там мальчишки играют в футбол на улице, которая ведет к Храму, – а зачем нужна улица, которая не ведет к Храму (писать непременно с большой буквы)…

Там пещеры, чахлые деревья, и кладка времен крестоносцев кажется оскорбительным новоделом.

И там Митя.

Мы полетели в Израиль на книжную ярмарку, и почему-то не было никакой культурной программы. Мы зашли в туристическое агентство посреди Тель-Авива и обрели Митю.

Видимо, навсегда.

Разумеется, он доктор наук и, ясное дело, из Питера. Разумеется, он ироничен, тонок, смешлив и до неприличия хорошо образован.

Ходить с Митей по Иерусалиму каждый раз серьезное испытание, потому что он не признает никаких рамок. Вот эта вся канитель – у вас оплачено два часа, а мы гуляем уже два часа десять минут – решительно не про него. За ним хорошо бы записывать – но где там!.. Наши познания в истории, философии, географии так смешны, что это все равно, что мой сын Тимофей девяти лет от роду принялся бы записывать лекции по физике за Львом Ландау.

Ну все равно ничего, кроме смеху, не вышло бы.

Любая экскурсия по Иерусалиму состоит в том числе из крыш.

Во-он крыша храма, где перестала дышать дева Мария, мама Иисуса. А вон, весь в зелени, дом с горницей, где проходила тайная вечеря – в Гефсиманском саду.

В какой-то очередной раз мы с Митей залезли на крышу и простояли там примерно часа полтора. Митя все рассказывал, а мы все слушали.

– А вон в том доме, – сказал Митя, и мы покорно повернулись и посмотрели, – музей истории Холокоста. Сходим?..

Тут я очень тихим от усталости и очень твердым от переживаний голосом объявила своим подельникам, что в музей Холокоста я не пойду. И точка.