Александр Мещеряков - Шунь и Шунечка

— Ну что, озеленимся? — предложил Очкасов и опрокинул рюмку водки на березовых бруньках.

Электрические провода, как известно, не дотягивались до монастыря, телевизионные волны обходили его стороной. Шунь и Шунечка светились от счастья: Богдан разделывался уже со вторым судаком, запеченным в жаркой печи.

— Плохо тебе в Киото было? — спросил Шунь.

— Нормально. И рейс Аэрофлота вовремя прибыл, — прохрустев рыбьей корочкой, по-мужски повел плечами Богдан. — К тому же я теперь стал настоящим мужчиной, не зря ты меня в Японию гонял, — загрубевшим голосом закончил он и в качестве доказательства предъявил разодранные варежки.

Шунечка была наготове со своими спицами:

— Сейчас, сынок, заштопаю.

Она склонилась над шерстяной работой, а Богдан отметил, что кимоно пришлось бы ей к лицу. Расчувствовавшись, он бросил кусок рыбины в котову миску. Перемалывая его, Тарас зажмурил глаз.

— Я и тебе сувенир привез, — произнес Богдан, разматывая на полу синтетический рулон.

— Что это? Пленка для парника? — удивился Шунь. — Хочешь в средней полосе фрукт диковинный выращивать? Как в Гефсиманском саду?

— Сейчас увидишь.

Теперь Богдан достал из рюкзака набор фломастеров и заползал по полу. На глазах прозрачная пленка превращалась в кусок монастырской стены. Богдан стремительно выводил кирпичи, бойницы, зубцы. Выходило похоже.

— Да это ж настоящая обманка! — воскликнула Шунечка, присоединяясь к Богдану.

— Пленка-то самоклеющаяся! — радовался Шунь, рисуя в бойницах страшные рожи японских рыцарей.

На следующий день, поеживаясь от утреннего холода, они заклеили пленкой бреши и нарастили стены до проектной высоты. Теперь стены выглядели как новенькие. Этой же пленкой, будто камнями, заложили ворота.

— Отгородились! — воскликнул Шунь.

— Теперь нам никакая идея не страшна! — согласился Богдан.

И только Шунечка с сомнением закачала головой:

— Ваша пленка наших морозов не выдержит, — сказала она.

— Вся Япония из такой пленки склеена, и ничего — живут! — возразил Богдан. Японский язык он изучил недостаточно, а в инструкции было сказано: “Беречь от холода, в России не применять”.

Тарас обнюхал ворота, запах ему не понравился. Он поднял лапу и провел по камню когтем. Камень развалился надвое, в дыру засвистел сквознячок.

Шунь отнес используемое им в качестве подушки березовое полено на городошную площадку.

— Готовность номер один, — объявил он во всеуслышание.

Поднимался ветер. Он перебрал скрипучие ели и сосны, добрался до дуплистых дубов и извлек из них жалобный стон. Раскидистая береза не издала ни звука.

— Страшно тебе? — спросила Шунечка.

— Страшно! — ответил за Шуня Богдан.

— Не бойтесь, сегодня не четверг, а только среда, — неуверенно произнес Шунь.

Шунечка оказалась права: как только ударили первые заморозки, нарисованная стена пошла лохмотьями, оторвавшиеся куски приходилось сшивать друг с другом суровой ниткой. Выходило неубедительно.

Вот за этими латанными-перелатанными стенами и нарастал далекий гул, почва напряглась и подрагивала, готовясь уйти из-под ног. Под хищными зубьями бензопил падали слабой травою вековые ели, сосны, дубы. С надрывным треском они обрушивались вниз, подминая подлесок. За бензопилами переваливались тягачи, своими гусеницами они мешали с грязью недобитую зелень. Крякая на взгорках, они увозили стволы на необъятную свалку, сбрасывали в выгребные ямы, жгли в крематориях. Тягачей не хватало, огнеметчики швырялись удушливым пламенем с разных сторон света. Шеренги лесников с мешками березовых саженцев за спиной приближались неумолимо, покрикивали: “Пора не пора — иду со двора! А ну, поживей! Жрать охота, у нас скотина не доена, у нас жены не балованы! Нам домой пора!”

Наблюдая издалека за переживаниями рабыни Изауры, Василиса качала в люльке двойню.

— Хорошо горит! Каково! — воскликнул Очкасов со своего вертолета.

Новый холуй смачно сплюнул из прозрачной кабины. Отличить его лицо от затылка было по-прежнему невозможно. Харкотина с шипением испарилась, не достигнув земли. “Хорошо горит!” — с восторгом повторил холуй вслед за хозяином. “Ничего не останется! Сейчас все спалим — ох, погреемся!” — подхватил его мысль новый пилот. Он был молод, судьбы предшественника он не знал, до вибрационной болезни ему было еще далеко.

Шунь приложил ухо к земле и услышал топот. Тарас округлил глаз: он никогда не видел столько мышей сразу. Выскакивая из нор и попискивая от ужаса, они мчались к озеру и бросались в его воды, которые прочно смыкались над их торчащими вверх мордочками. Барахтались зайцы, барахтались лисы, барахтались волки. И даже рыба ложилась на дно, спасаясь от жара. Морские судаки заметались по озеру в поисках выхода.