Андрей Клепаков - Опекун

Машка казалась довольной и счастливой. Я слышал, как Аня шепнула ей, что ей повезло, что я крутец как крут, и звала Машу к себе в гости еще раз. Родители Ани сердечно с нами попрощались и тоже нас всех троих приглашали в гости.

В машине Ольга с Машей сидели вместе сзади. В зеркало я видел: Машка смотрела в окно и улыбалась, у Ольги глаза были полны слез, и она, не отрываясь, смотрела вперед на дорогу. Я морщился и вел машину аккуратней, чем обычно.

К Новому году наши отношения с Ольгой уже трещали по всем швам. Ольга еще приезжала ко мне, но с каждой неделей все реже. Машка на нее давно не кидалась, была приветлива и любезна. Видимо, чувствовала, что соперница повержена.

Новый год Ольга встречать со мной отказалась, осталась с мамой. А я на зимние каникулы увез Машку к морю, в Эмираты.

После возвращения с Ольгой больше уже не виделся. Никаких разговоров с выяснением отношений у нас не было. Я не позвонил, она не позвонила, и все как-то само собой сошло на нет.

«Ну вот, четвертую попытку тоже можно считать неудавшейся, — чуть грустно улыбался я. — Ах, Машка, Машка», — и качал головой.

В наших вечерних сказках принцесс сменили бравый кавалергардский поручик и барышня-смолянка.

В школе у Маши тоже все было в порядке, училась хорошо без напряга. Вот только подружек в новой школе у нее так и не появилось. Оставалась одна-единственная Аня. Ольгину Барби мы ей и подарили на Новый год. Девочка была очень рада.

Несколько раз мы ездили к ней в гости, несколько раз я брал билеты в театр для обеих девочек. Однажды Аню ее отец привозил к нам. Пока девочки играли, мы с ним выпили какое-то безумное количество кофе. Я бы предложил чего покрепче, но ведь ему надо было везти дочку домой.

В феврале прошло полгода после смерти Машиной матери, и я начал потихоньку собирать справки для оформления наследства. На четырнадцатое февраля получил от Машки огромную валентинку с признанием в любви, и мы отметили праздник свадьбой сказочных поручика и смолянки.

А на следующий день позвонила Татьяна Андреевна из опеки и радостно сообщила, что объявился Машин отец.

— Сергей Владимирович, — сказала она, — я вас поздравляю, ваша вахта закончилась. Вернулся отец Маши. Он вчера приходил к нам, я дала ему ваш телефон, он будет вам звонить. Да, и наследство тоже можно не оформлять. Это теперь его дело.

Пережив первый шок и помолчав несколько секунд, я спросил:

— Пардон, а какое отношение бывший муж имеет к квартире? Ирина получила ее от родителей по наследству, и Машин отец тут ни при чем. А с него самого неплохо бы получить алименты за пять лет.

— Все так, — согласилась опекунша. — Только вот Ирина Александровна так и не оформила с ним развод, и он официально до сих пор ее муж, в смысле, вдовец, и наряду с девочкой полноправный наследник первой очереди.

— Ну, ладно, пусть звонит, — вздохнул я и повесил трубку.

— Пипец, — подумал я. — И чего теперь делать?

Машке я пока ничего говорить не стал.

Отца ее звали Аркадий. Отчество-то Машино я знал. Он позвонил мне, и мы договорились первый раз встретиться на нейтральной территории, где-нибудь в ресторане.

— Давно в Москве не был, — сказал Аркадий. — Вот ресторан «Пушкин» знаю. Не возражаете?

«Выпендрежник, — подумал я. — Не люблю выпендреж».

— Хорошо, — согласился я, — Пушкин так Пушкин. Только я бы предложил кондитерскую там.

— Ок, — ответил Аркадий, — кондитерская так кондитерская. Мы вообще могли бы на лавочке в парке встретится.

— Да, если бы не зима. В ресторане созвонимся.

— О, меня легко узнать. Я лысый и с бородой. И еще попросил бы вас захватить ключи от квартиры. В опеке мне сказали, что есть только один комплект, и он у вас.

— Хорошо, принесу, — сказал я, и мы попрощались.

Я не стал выеживаться и говорить, что ключи отдам только после вступления в наследство. Предварительно я уже пообщался со знакомым адвокатом. Он мне сказал, что никаких шансов ни по квартире, ни по девочке нет.

Войдя в полупустую кондитерскую, Аркадия узнал сразу. Он сидел за столиком в центре зала и пил кофе. Бритый череп и шкиперская борода делали его похожим на моджахеда, еще и загар резко выделял из бледной московской публики.

— Из Сирии или из Афгана, что ли, — подумал я.

Я подошел и представился. Он привстал, улыбнулся и протянул мне руку. Улыбка у него была открытой, а рукопожатие крепким.

Блин, — подумал я.

— Сереж, а давай сразу на ты, — предложил он, как только я сел.