Андрей Клепаков - Опекун

— Да нет, — Аркадий пожал плечами, — общайся, сколько хочешь.

— О’кей, — я кивнул, — только тебе сильно потрахаться придется, завоевывая ее расположение. И куклой тут не обойдешься. Будь готов. Конечно, если для тебя это важно.

— Хорошо, — Аркадий поднялся, — во сколько мне завтра приходить?

— Давай часам к двенадцати.

Когда за Аркадием закрылась дверь, я подошел к спальне.

— Все, Маш. Ушел твой папашка. Выходи.

Маша не ответила.

— Маш! — крикнул я, — Он ушел, открывай.

Опять тишина.

Я громыхнул кулаком по двери изо всей силы,

— Машка! — заорал я. — Чего молчишь?

— Ой, — послышался заспанный голос, — я уснула. Он ушел?

— Ушел, ушел. Вылезай из берлоги.

В спальне что-то загремело, дверь приоткрылась, в щели показался Машкин нос.

— Тут всего навалено, я открыть не могу.

Я засмеялся.

— Балкон открой, я с кухни залезу.

Я спрыгнул на балкон и вошел в комнату. Машка бросилась ко мне.

— Мы победили? — спросила она.

— Нет, Машунь, нам не победить, — я обнял ее. — Но побороться за лучшие условия сдачи — очень полезно.

Я принялся разбирать Машкину баррикаду.

— Мы с ним договорились, что он придет завтра, когда ты будешь в школе, и дождется тебя дома.

— Я вообще домой не приду!

— Не, Маш, это без толку. Правда, ночью с ментами придут и заберут тебя. Тут игра хитрее должна быть. Пусть лучше думает, что я на его стороне и пусть советы мои слушает. Ты, пожалуйста, приходи нормально, как всегда. А вот вести себя с ним можешь, как хочешь, хоть дураком назови.

— А матом можно?

— Машунь, матом говорит человек, у которого совсем нет вкуса.

— Ну, ты тоже иногда в машине на дороге шепчешь. И иногда даже громко. Я слышала.

Я крякнул.

— Вкус, Маш, вещь очень тонкая, и иногда он может изменять человеку. И мне тоже, — я улыбнулся.

Маша подошла и обняла меня.

— Мы ведь будем бороться? — спросила она.

— Обязательно, — я сжал ее так, что у нее хрустнули кости.

Аркадий пришел точно к двенадцати, с собой он принес бутылку коньяка и торт.

— Спасибо, Аркаш, только вот пить сегодня не могу, мне вечером ехать надо. Давай до следующего раза? — предложил я.

Он вздохнул.

— А мне, чувствую, не помешало бы, перед встречей.

— Налить? — я взялся за пробку.

— Не, не надо. Чего я один буду, давай кофе лучше.

Не успели мы выпить по чашке, как пришла Маша.

Я вышел в переднюю, встретить.

Взглянув на ботинки Аркадия, стоявшие на коврике у двери, она тяжело вздохнула. Посмотрела на меня и громко спросила:

— Ты ручки мне будешь мыть?

— Пошли, — улыбнулся я и открыл дверь в ванную.

— Какая ты большая и красивая, — сказал Аркадий, когда мы вошли на кухню. — Я даже с трудом тебя узнал.

— Это твой папа, — представил я. — Садись. Торт будешь?

Машка стояла, держала меня за руку и молчала. Посмотрела на стол, на торт, на коньяк. Потом, ни на кого не глядя, сказала:

— Здравствуйте, — и села за стол.

Аркадий улыбнулся ей и спросил:

— Ты совсем меня не помнишь?

Маша вопрос проигнорировала. Я налил ей чай, отрезал и положил кусок торта. Она взяла в руки чашку, сделала глоток.

— А тортик? — спросил Аркадий. — Прага, вкусный.

— Мне с ним надо будет жить? — Машка подняла глаза от чашки и посмотрела на меня. — Не айс, — вынесла она приговор.

— Почему не айс? — искренне удивился я. — Твой папа моряк, проплыл все океаны от белых медведей до пингвинов…

— Все-таки моряк, — покачала она головой.

— Ну да, моряк, — кивнул я. — С пиратами сражался, с сомалийскими.

— А ты откуда знаешь? — и Маша первый раз посмотрела на отца.

— Вчера рассказывал, когда ты в комнате пряталась. Да и борода у него вполне пиратская.

Аркадий удивленно взглянул на меня.

— Рассказывал, — Маша снова уткнулась в чашку. — Ты мне тоже каждый вечер сказку рассказываешь.

— Я правда моряк, три года на сухогрузе ходил. Про пингвинов Сергей преувеличивает, в Антарктиде не был, а белых медведей правда видел. И с пиратами инцидент был.

— Еще поплывете? — вдруг с надеждой спросила Маша.

— Нет, — улыбнулся Аркадий. — Смотри, что я тебе привез, — и он вынул из пакета сверток. Развернул и положил перед ней удивительной красоты перламутровую раковину.

— Красивая, — равнодушно мазнула по раковине глазами Маша.

— Папе можно говорить «ты», — сказал я.

Маша продолжала пить чай.

— А торт? — спросил я. — Почему торт не ешь?

Маша допила последний глоток чая, поставила чашку на блюдце и, не глядя ни на кого, сказала: