Так проходили месяцы, а затем и годы. Анна выучила язык и иногда посмеивалась, вспоминая, как спустя всего неделю после прихода её в дом, деду стало плохо, и она решила, что старик умер. Анна не владела тогда ещё языком, и, позвонив родственникам, объяснила его смерть, как умела, фразой «Гитлер капут».
Теперь Ануца может на хорошем итальянском и права свои отстоять. Ей стали платить тринадцатую зарплату, отпускные и даже обещали ликвидационные, когда уволится. Правда, на это потребовалось всё её мужество: сын деда был вспыльчивым и, услышав о требованиях Анны, стал ругать её, говоря, что она примитивная, но хитрая и как ей не стыдно, живя «на всём готовом», требовать от него ещё каких-то прав. Анна тогда очень расстроилась и даже хотела уйти, но сын, к её удивлению, на второй день после размолвки пришёл и, как ни в чём не бывало, пообещал ей все выплаты.
По воскресеньям Ануца ездила к сестре в Милан. Вставала в этот день в шесть утра, готовила деду еду, поднимала, мыла и кормила его. Несмотря на выходной, это входило в её обязанности. В восемь отправлялся автобус в посёлок, откуда на поезде Анна добиралась уже до Милана. Дорога занимала часа два. Летом ещё ничего, но зимой в воскресенье вставать рано было неохота и уж, тем более, не было приятным на тёмной безлюдной улице ожидать автобус. Где-то рядом лаял пёс, а церковные колокола, внезапно разрезавшие тишину, навевали чувство одиночества. Впрочем, одиночество давно уже стало самым близким спутником Анны. На работе ни ею, ни дедом никто не интересовался. Родные деда никогда и ни в чём ей не помогали, а старик дряхлел и становился всё невыносимее. Он постоянно следовал за Анной по пятам, донимая её требованиями дать сигарету или сводить в туалет. Однажды, измучившись после четырёх бессонных ночей со стариком, она пожаловалась на усталость и недомогание его сыну, и в ответ услышала отрывистые и холодные слова: «Не можешь работать — уходи!». Анна осталась. Она ждала обновления документов; уходить было рискованно. Тем временем постоянные вынужденные бессонницы стали приводить к тому, что Ануца начала слышать звуки, которых в природе и нет; ей тяжело было общаться с окружающими, а со временем она стала впадать в ступор. Сидела без движения на стуле, глядя в одну точку. Случалось и хуже. Анна выходила из дому, шла по знакомой дороге, а потом не могла вернуться назад — дороги не помнила.
Раньше Анна много думала о семье. Посылала деньги, посылки. Очень хотела чаще слышать детей, мужа, нуждалась в их поддержке. Но, когда звонила домой, слышала равнодушные голоса родных. Дети и муж от неё отвыкли, а, может, в глубине души даже завидовали ей: живёт на всём готовом, на работе не убивается, деньги какие зарабатывает! Счастливая! Всё, что хочет, может себе купить! Общались с удовольствием только тогда, когда знали, что их ждёт посылка из Италии. А она боялась потратить на себя лишний евро! Одевалась в поношенную одежду и за все годы работы в Италии дальше Милана нигде не была. «Детей же надо доучить. Мебель в отстроенный дом ещё не вся приобретена, — рассуждала она. — Не до экскурсий. Не до обновок».
Однажды сын деда позвонил Тамаре, изредка навещавшей сестру, и попросил её приехать, забрать Анну. «С ней что-то не то», — коротко сообщил он. Аннушка перестала разговаривать и реагировать на любые проявления жизни. Работать она больше не могла. Тамара решила отправить Ануцу домой на автобусе с хорошо знакомой женщиной, землячкой сестёр, которая могла бы присмотреть за ней.
Приехала Ануца в родное село, а дети и муж печальных изменений в ней не приняли. Никто и не думал позаботиться о ней. «Чего приехала?» — говорили глаза родных. «Могла бы и в итальянской клинике полечиться. Подумаешь, нервы сдали. Отдохнула бы, отошла и снова работать пошла бы», — думал муж. В глаза ей никто такого не говорил, но на каждом шагу она встречала недовольный или насмешливый взгляд. Невестка вскоре придираться начала: не так посуду сложила, не так постирала, не то сварила, не там села, не так посмотрела, не то сказала. Стало Анне дома более тошно, чем даже в Италии. Новый красивый просторный дом, выстроенный за заработанные ею деньги, оказался холодным, а родные — хуже чужих людей.
Несмотря ни на что, воздух Родины положительно повлиял на состояние Анны. Она пришла в себя.
Прожила Ануца дома с месяц, а затем, никому ничего не говоря, собрала вещи и вернулась в Италию. Стала жить с сестрой, снимавшей квартиру в Милане ещё с тремя женщинами. Занимались уборкой квартир. Казалось, Анна вернулась к здоровому состоянию. Помогала в хозяйстве, ходила за продуктами, но возвращались моменты, когда подолгу молчала, ни на что не реагируя. Тамара решила пролечить сестру в психиатрической клинике, но там ей ответили: «Пусть домой едет. Много у нас таких».
Читать дальше