Рая решилась на отъезд и стала искать знакомых, кто мог бы занять денег и встретить в Италии. Деньги одолжила под проценты родственница. Одна из подруг пообещала встретить и помочь устроиться в Милане. Катя к тому времени уже училась на втором курсе и была вполне самостоятельной.
Раиса уволилась из гимназии двенадцатого февраля, а семнадцатого утром уже проводила свой первый день в чужом городе, казавшимся ей другой планетой. Новые подруги сразу же дали ей две пары обуви от преставившейся недавно старушки и угостили шампанским.
Вечером Раиса приступила к своей новой работе, заключавшейся в уходе за старой парализованной синьорой.
Страница жизни перевернулась.
Долгие годы она проработает в Италии, но в снах всегда будет со своими учениками и коллегами, и ей будут сниться уроки, которые даёт.
Тамара первая из семьи приехала из обнищавшего молдавского села на заработки в Италию. Устроившись при помощи односельчанок сиделкой в Милане, она прислала и сестре денег на дорогу в «обетованный край». Вскоре Ануца, оставив двух сыновей-подростков и мужа, последовала за сестрой. Уезжать в неизвестность было трудно. Это походило на умирание: не видеть больше ни детей, ни мужа, ни друзей; оторваться от привычных дел, хлопот, мыслей. А что впереди? Но другого выхода не было. Так её жизнь была отдана на заклание семье. Деньги, заработанные за границей, пойдут на учёбу, пропитание, одежду для детей и на дело для мужа: дом отстроит. И приедет Ануца, как мечталось супругам, года через два, не больше, и заживут они счастливо и в достатке!
Тамара успела приехать в Италию ещё как туристка. А Ануце уже пришлось пересекать границы тайно. С наплывом народа в начале нового века из стран СНГ в Европу туристические туры были запрещены. Водители всё равно везли женщин, но тайно и за большие деньги. Проезд Ануцы обошёлся ей в две тысячи евро, а через границу переправляли её в автобусе, в закрытой пластиковой клетчатой сумке, подобной тем, в которых перевозились передачи из дома и обратно, в Италию. На протяжении восьми часов Ануца, неудобно свернувшись, не чувствуя частей тела и никаких эмоций, кроме страха быть обнаруженной и не попасть в «рай», пересекала границы: сначала через Венгрию, а затем через Австрию. Когда, наконец, с прибытием в Италию, «адовы круги» были закончены, и Ануце помогли подняться и выйти из «убежища», она на несколько часов впала в оцепенение, потеряв способность о чём-либо думать и что-либо говорить. В Милане её встретила сестра и повела на место своей работы.
В квартире, постоянно прячась от парализованной хозяйки и снова едва дыша от того же страха быть обнаруженной, Ануца прожила месяц, после которого, при помощи тех же односельчанок, для неё была найдена работа с дедом. Анна стала жить за городом Комо, в горах, вблизи Швейцарских Альп. В первое время своё новое место она воспринимала как иную планету, так ей было здесь всё странно: уютные ухоженные домики с палисадниками, безлюдные улочки; перелесок, состоявший, в основном, из съедобных каштанов, убелённые снегом горы, находившиеся так близко, что, казалось, можно подойти к ним, потратив на путь часа два, не больше. Ануца в свободное от работы время часто шла в лесок и подолгу из-за высоченных сосен смотрела на них. Наслаждаясь величием гор, она взглядом благодарила их за неземную красоту, а Бога за счастье заработать денег для семьи.
Странным, не похожим ни на кого из знакомых ей людей, был и дед. По ночам он не спал, всё время ходил по дому, что-то бормоча, доставал в кухне посуду из шкафчика и перекладывал её на полки в шкаф для одежды, стоявший в гостиной. Часто пересчитывал деньги, затем перепрятывал их в более надёжное, как ему казалось, место. Ануца сквозь сон прислушивалась к его передвижениям по квартире, но не вставала, берегла силы. Ведь за день ей нужно было найти спрятанные ночью деньги, снова разложить всё по местам, умыть и накормить деда, дать ему таблетки, погулять с ним, убрать, приготовить, постирать, а главное — перетерпеть все его причуды, приспосабливаясь к ним, — иначе не выживешь. Одной из причуд были вечерние посиделки.
За ужином, состоявшим из супа, заправленного мелкими макаронами — так называемым мясным кубиком и едва приправленного тёртым пармезаном, он включал магнитофон с записями итальянских опер и в любой момент мог подхватиться со стула, и, подняв Анну, закружиться с ней в вальсе.
По пятницам Ануца мыла старика. Душевой в доме не было, в ванную старик отказывался влезать, и мыть его приходилось, сидя на стуле. Однако процедуру омовения старик любил, хотя, кроме приятных моментов, были там и менее приятные. Ночью накануне «бани» он сам собирал себе чистое бельё, а утром выглядел очень довольным. Мытьё начиналось с ног. Анна стелила вокруг бидэ две чистые тряпки, сажала старика на стул, пододвигая его поближе к воде, и начинала мыть сначала одну ногу, а потом другую. Когда эта процедура заканчивалась, Анна промывала бидэ и уже чистой водой подмывала деда, усадив его удобней. Дед приговаривал: «Мой лучше!». Затем наступала очередь верхней части тела: вначале головы, затем спины, груди и живота. Когда Анна мыла ему голову, дед ругался. «Хватит! Хватит!» — кричал он. «Но я же только намылила! Теперь надо смыть!» — говорила Анна, стараясь убрать руки старика, мешающие процедуре. Наконец, мытьё закончено, дед облачён в чистое бельё, и начиналось бритьё бороды и усов. Старик млел и говорил: «Откроем парикмахерскую! Будешь брить односельчан». После купания в ванной царил хаос: разбросанные мокрые тряпки и вещи, использованный памперс, полотенца. Провести банную процедуру более аккуратно не получалось. Дед был непредсказуем в действиях, и приходилось делать, как получалось: уделять всё внимание ему, а порядок наводить уже потом.
Читать дальше