Люк Оллнатт - Небо принадлежит нам

Я помнил эту длинную издевательскую статью какого-то журналюги, который, с самодовольством и дотошностью киномана, обожающего отыскивать нестыковки в сюжетах популярных фильмов, мусолил со всех сторон две темы: мнение независимых экспертов о клинике и полное пренебрежение Сладковского научным методом как таковым.

– Да-да, я тоже ее читал. Но что, если они ошибаются? Ведь люди – и дети в том числе – выздоравливают. Лично мне эти видео внушают доверие.

Анна в ответ лишь пожала плечами. Вид у нее был как у ребенка, который до последнего упрямится, не желая попросить прощения.

– Я лишь хочу сказать, что нам стоит попробовать, – хрипло произнес я. – Разве у нас есть другие варианты?

Она бросила на меня неодобрительный взгляд – ни дать ни взять Джеки Онассис, только громадных солнечных очков не хватает.

– По-твоему, я бы сидела сложа руки, появись у нас реальный шанс?

– Нет. Конечно нет…

– Но даже если допустить, что в этой клинике Джеку помогут, – оборвала она меня, – где мы возьмем деньги? Да, звучит отвратительно, но – ты видел, сколько стоит лечение? Чем мы за него заплатим?

– Придумаем что-нибудь, – сказал я. – Наскребем. Деньги не проблема.

Анна вздохнула:

– Серьезно, Роб? Даже если это сотни тысяч фунтов? И где мы их найдем? Скотт вот-вот продаст компанию, я не работаю… Скоро у нас вообще не будет никакого дохода!

– Займем денег у Скотта.

– Господи, Роб. – Она схватила тряпку с ведром. – У Скотта нет денег. Он почти банкрот.

Анна зашла в дом, я за ней.

– Извини. У меня просто нет сил, – сказала она, опускаясь на диван. – От разговоров о деньгах мне хочется умереть, потому что я не вижу выхода. Но если бы я знала наверняка, что Джека вылечат, я бы продала дом, машину, просила бы милостыню, украла бы эти деньги, в конце концов!

Анна разрыдалась, и я прижал ее к себе. Ее кожа была холодной, и даже через шерстяной свитер я чувствовал, как сильно она исхудала.

– Я понимаю, понимаю, – успокаивал я ее. – Мне самому от этого мерзко. Но если есть хоть крошечный шанс, мы обязательно…

– Да заткнись ты уже, наконец! – крикнула она, но тут же спохватилась и прошипела сквозь сжатые зубы: – Тебе известно еще что-нибудь, кроме того, что поведал тебе твой друг Нев? А вот я, Роб, перечитала все, что было на этом чертовом форуме, и знаешь, там встречаются истории с далеко не счастливым концом. Тебе бы тоже не помешало их почитать, – возможно, тогда ты бы по-другому взглянул на россказни Нева!

– Россказни? То есть ты считаешь, что Нев врет про собственного сына? Вот. – Я сунул ей под нос ноутбук. – Это его письмо. Видишь, что тут написано? Три года ни намека на опухоль. Три года! Джошу только что сделали снимок – никаких следов рака.

– Не нужно на меня нападать.

Я медленно вдохнул, стараясь успокоиться:

– Прости. Я не… Я всего лишь хочу показать тебе, насколько эффективно лечение в той клинике.

– Это еще ничего не значит.

– Ничего не значит? У Джоша была мультиформная глиобластома, как у Джека, а теперь ее нет. Опухоли нет, Анна.

– Допустим. Но с чего ты взял, что дело в клинике? – не сдавалась она. – Роб, там никакой наукой и не пахнет. Что за исследования там проводят – никто не знает. Свидетельства нескольких людей, записанные на камеру, не в счет.

– С каких это пор ты у нас эксперт в области медицины? Даже докторам, знаешь ли, известно далеко не все.

– Боже, ты уже говоришь, как Нев. Если он вообще настоящий, конечно…

– Если? Какое, на хрен, если?

– Некоторые считают, что он подставное лицо от клиники и ему платят за привлечение новых клиентов. Почему ты ему веришь, Роб? В конце концов, он – всего лишь ник на форуме.

– А-а-а, ясно. Это попросту коварный, дьявольски тонко продуманный план.

Анна пожала плечами:

– Почему бы и нет. Тогда все становится на свои места – он попросту выслеживает отчаявшихся родителей.

– Вот, посмотри, посмотри на это. – Я нашел в почте сообщение Нева с фотографиями Джоша и поднес ноутбук к ее глазам.

– Что я должна здесь увидеть?

– Это Джош, сын Нева.

– Я знаю, Роб, ты уже говорил. Нев часто выкладывает фотографии Джоша на форуме.

Ее лицо оставалось беспристрастным, ни один мускул не дрогнул. Люди, которые плохо ее знали, считали Анну бесчувственной, сухой. Помню ее комнату в общежитии – ни мягких подушек, ни коллажей из фотографий с вечеринок. Только стол, стул, полка с книгами да кровать, застеленная однотонным тускло-серым покрывалом.