Люк Оллнатт - Небо принадлежит нам

– Ты такая сексуальная в этих очках, – произнес я, приподнимая одну бровь.

– Спасибо за комплимент. Очень мило с твоей стороны. Но прошу тебя, Роб, будь серьезен. – Она смахнула со страницы невидимые пылинки. – Итак, будут ли тебе платить зарплату?

– Что?

– Помимо этой суммы, у тебя будет какой-то заработок?

Я попытался восстановить в памяти сегодняшний разговор. Конкретной цифры вроде бы не называлось, но речь о жалованье действительно шла.

– Вообще-то будет. Они хотят, чтобы я взял весь проект на себя.

Анна просияла:

– О, чудесно.

– Погоди-ка. Для тебя это важнее того, что мне заплатят за софт?

– В какой-то степени. Можешь считать, что я с причудами, но мне важнее наличие постоянного дохода.

– Что-что?

Анна внезапно приосанилась, приняв торжественный вид, словно перед нею сидел один из ее клиентов:

– Да, это правда. Сам подумай: огромная сумма денег – это как толстый кошелек, который рано или поздно опустеет, тогда как регулярный доход – это кошелек, который со временем будет становиться все толще.

– Наверное, ты права.

– Видишь, как полезно встречаться с бухгалтером. – Анна улыбнулась и перелистнула страницу. – Переходим ко второму вопросу, ты ведь не против?

В доме родителей Анны стоял затхлый запах: так пахнут леденцы «Пармская фиалка» или носовые платки, надушенные жасмином, которые старики рассовывают по ящикам комода.

Мы ужинали в полном молчании. Тишину нарушали лишь зловещее тиканье часов да скрежет ножей и вилок о тарелки из костяного фарфора. Потчевали нас размороженной индейкой, гарниром из разваренных овощей и шерри, которое, как сообщила Анна, подали к столу в мою честь.

– Как поживает твой отец, Роберт? – спросил папа Анны, отложив вилку в сторону. Он был в сером костюме-тройке, таком поношенном, что кое-где по краям торчали нитки.

– Хорошо, спасибо. Таксует, как и раньше. Правда, со здоровьем у него проблемы – диабет обострился.

Ничего не ответив, отец Анны уставился в свою тарелку.

Последние три года мы отмечали Рождество с моим отцом, объясняя это родителям Анны тем, что Ромфорд намного ближе, а у отца, кроме меня, никого не осталось. Но в этом году, повинуясь прежде всего чувству долга Анны, мы решили отпраздновать с ними в деревушке на побережье Суффолка.

– А с кем он проведет Рождество? В одиночестве?

– Неа, он пойдет на обед к своему другану… своему лучшему другу Стивену.

– К Малышу Стиву? – ухмыльнулась Анна.

По ее собственному признанию, Анну очень забавляли мои попытки следить за речью в присутствии ее родителей.

– Да, к Малышу Стиву. Но я за него не волнуюсь. Он тут порадовал себя – купил огромный телевизор с плоским экраном, а мы подарили ему подписку на новый спортканал, так что он до одури… – Я едва не поперхнулся стручком фасоли, который жевал в этот момент. – То есть он совершенно счастлив.

Анна, сидевшая напротив меня, чуть было не прыснула со смеху, но сдержалась и элегантно пригубила шерри.

– Эти современные телевизоры такие дорогие, – заметила ее мать, вытирая губы салфеткой. В своем неизменном клетчатом костюме она напоминала суровую гувернантку. На стол она невесть почему накрывала в резиновых перчатках, и сейчас я видел ее кисти – невозможно бледные, как будто она скребла их ежиком для мытья посуды.

– Да, но отец платит в рассрочку, – заверил я ее. – Специальное рождественское предложение – никаких процентов.

Снова молчание. Некоторое время мы просто сидим и слушаем, как тикают часы и барабанит в окна дождь.

– Мы никогда не залезали в долги, верно, Джанет? Никогда не брали ипотеку, да и в кредит ничего не покупали. У африканцев в этом плане есть чему поучиться.

Я выдавил из себя вежливую улыбку. Меня так и подмывало сказать: еще бы, ведь жильем вас обеспечила церковь, а за последние тридцать лет самым дорогим вашим приобретением была разве что новая рубашка.

По словам Анны, когда-то ее отец был так хорош, что не знал себе равных. Он был необычайно деятельным человеком. На суахили его называли «дактари» – «доктор». В деревне ему в первую очередь приходилось исполнять обязанности священника, но также и врача, и инженера, и судьи, и советчика в спорах. И во всех кенийских деревнях, в которых им довелось побывать, к нему относились с почетом и уважением.

Правда, не обходилось без «неприятностей». Под ними Анна подразумевала интрижки отца с девушками из его паствы. Церковь долго терпела, но в конце концов деликатно попросила семью вернуться на родину.