Максим Осипов - Дети Джанкоя. Документальная повесть

В городе N. нет такого начальства, чтобы построить мост, тем более — что-нибудь разбомбить. Невысокого роста, крепкие, хоть и склонные к полноте, мужички с барсетками — они с ними не расстаются, даже когда в церковь ходят, на Пасху. От предыдущего градоначальника, когда он съехал с квартиры, которую занимал, и совсем из города, остался только десяток огнетушителей — тем и запомнился. А боятся они лишь начальства совсем высокого:

— Приезжал генерал, кричал на Павла Андреевича… — его секретарша забежала за какой-то бумажкой в больницу, рассказывает, заходится от восторга. — Так кричал, так кричал, что Павел Андреевич… — внезапно, фальцетом, на весь коридор: — Усрался!

Пример отношения к разного рода властям подал хирург из района, соседнего с N. В конце рабочего дня к нему заявилась проверка. «Подождите меня, я сейчас», — попросил их хирург, вышел в соседнюю комнату, переоделся и тихо ушел. Они подождали его, подождали и тоже уехали.

«Никогда не входите в положение начальства», — так, со слов матери, ей советовал директор большого московского института, где она работала. Директор послужил прототипом для солженицынского персонажа — полковника Яконова(начальник шарашки). Ни при нем, ни потом матери так ни разу и не пришлось сходить на овощебазу и на другие общественные работы, даже заведуя лабораторией, и это не имело последствий. «Не хочу», — вот и все.

Тетки (водоканал, электросети, горгаз), дачники, иностранцы, таджики («Хозяин, работа есть?»), художники, живущие на два дома — N. и Москва, а то и Париж, предприниматели, местная техническая интеллигенция (Космический институт) — в каждой группе своя иерархия, свои сословия, иногда представленные всего несколькими людьми. Тут же — дно, совсем рядом: санитарка, которую муж регулярно бьет по лицу (вернулся недавно из мест заключения), одинокая женщина из Молдавии, которая будет рада, если позволить ей прийти убирать с ее пятилетней девочкой — обычно не разрешают, и девочка по целым дням остается одна. В этом кругу, где борются за физическое существование, живут без водопровода и даже без электричества («у вас есть права» и так далее), где на кухне может стоять унитаз и им пользуются — друзья видели, заходили в квартиры подписи собирать, — и здесь происходят поразительные истории.

Володя Ш. был досрочно отпущен в больницу города N. из тюрьмы — умирать («лечение по месту жительства»). Из своих сорока двух лет — в это сложно поверить — просидел в общей сложности двадцать шесть, восьмью сроками (ходками). На вопрос, соответствует ли это действительности, начальник полиции, частый посетитель больницы — по службе и как пациент, сказал: «Любят они накручивать. Но лет девятнадцать — наверное…». В последний раз — по заявлению родной сестры, Володя стащил у нее что-то из мебели. (Есть ли в Москве отделения, где лечатся и начальник полиции, и те, кого он посадил?)

Завезли Володю прямо из лифта в Большой кардиологический кабинет и нашли у него пороки аортального и митрального клапанов. В больнице он вел себя настороженно, был подвержен коротким приступам ярости: врачи — люди в форме, Володя их никогда не любил. Но таблетки пил аккуратно, перестал задыхаться, и отеки сошли. А потом он уехал в Москву для замены клапанов — это был единственный способ радикально ему помочь.

Володю оперировал отец Георгий — генерал-полковник, профессор и академик РАН, священник Украинской православной церкви (УПЦ МП), ответчик по делу о нанопыли в Доме на набережной, бывший федеральный министр, начальник военной медакадемии имени Кирова, много чего еще, много ярких подробностей: в возглавляемом им институте, как говорят, установлен порядок исповедей директору. «Не боись. От меня, если что, — прямиком на небо», — так, по словам Володи, отец Георгий напутствовал его перед тем, как дали наркоз. Но пошло все как надо — поставили два механических клапана, и вот уже трезвый, порозовевший, исполненный благодарности Володя возвращается в N.:

— Могу для вас сделать все что хотите.

Что, например?

— Кому-нибудь в морду дать.

Сейчас вроде некому.

— Могу отсидеть за вас срок.

Ого! Значит, если украсть корову или гуся или разбить витрину кафе (его называют сталинским — из-за портрета Рябого, который они повесили), то твое преступление Володя возьмет на себя.

Умер он через несколько месяцев, но напоследок судьба ему улыбнулась опять. Володя устроился при похоронной службе — забирать умерших на дому, и однажды, вывозя из квартиры покойника, познакомился с женщиной, только что ставшей вдовой. Они приглянулись друг другу, вскоре подали заявление в ЗАГС. Хоть и предупреждали Володю, что комбинировать варфарин (средство против закупорки клапанов) с алкоголем смертельно опасно, но как на собственной свадьбе не погулять? — он не смог отказать себе в удовольствии. Так закончилась его жизнь — обширным инсультом, кровоизлиянием в мозг.