Лилия Сорокина - Дети Сталинграда [Документальная повесть]

Вот как было дело. Немцев выгнали из Сталинграда в феврале 1943 года, а мы возвратились в город ранней весной. Города, как такового, конечно, не было. Кругом развалины. Дома нашего тоже не существовало. Он сгорел. Я видела, как он горел. До войны мы жили по Винницкой улице, третьи от угла. Так вот, загорелся сначала угловой дом, а ветер дул в нашу сторону, и довольно сильный. Пожар случился днем, при ясном солнышке, но искры вылетали из домов целыми мириадами, поэтому видно было их отлично. Треск стоял ужасный, такой сильный, что мы порой не слышали, как падали бомбы. Мы стояли, как завороженные, держась с братом за руки. Первой опомнилась мама. Она крикнула:

— А ну, марш в щель!

Мы юркнули в окоп.

Мать заплакала. Я сказала:

— Мама, не плачь. Подумаешь, еще один построим. Мне вот только жалко куклино платье. Оно ведь тоже сгорит?

Мы смотрели на пожар из щели, и я все думала о том, как сегодня утром, когда еще не было никакого пожара и самолеты не прилетали, я зашла в дом, увидела кусок ваты и слепила из него платье Для своей куклы. Оно получилось такое воздушное, и моя кукла стала похожа на Снегурочку. До Нового года было ой как далеко, поэтому я сняла платье по частям, снова слепила его и повесила в шкаф. Там ничегошеньки не было — одно платье для Снегурочки. Ну и пусть, до зимы далеко. Зато мне не нужно будет возиться с кукольным нарядом. Открою шкаф, пожалуйста, — одевайтесь.

Отвалилась боковая стена дома, что была ближе к нам, и я увидела шкаф. Он пылал вовсю, и платье, наверное, давным-давно сгорело. Оно ведь было легкое, как перышко…

Когда мы возвратились на свое пожарище, то разместились в том самом окопе, где спасались от бомбежки. Мама с папой устроились на разные заводы, братишка стал ходить в садик, а я была за домоседку. С работы первой приходила мама. Она всегда приносила с собой в плоском немецком котелке суп, который получала на обед. И я очень ждала ее прихода, потому что есть мне хотелось страшно.

Помню июльское раннее утро. Мы проснулись, как всегда. И, как всегда, увидели, что песок снова просочился сквозь доски, которыми были обиты стены окопа. Когда я всех распровожу, я должна буду убрать песок.

Мы выбрались наружу. Погода стояла великолепная. Даже птицы где-то пели, хотя вокруг не было ни одного дерева. Мы полили друг другу на руки — умылись. Мама внимательно на меня посмотрела и сказала:

— Ох, и худющая ты. Подкормить бы тебя надо — осенью-то в школу. Отец, может, ее в деревню отправим, на подножный корм, а?

Папа сказал:

— Я не возражаю.

Мама тотчас распорядилась:

— Ты веди Толика в садик, а я отпрошусь быстренько на работе, да и провожу тебя до пристани — доедешь небось до Антиповкн-то. Как раз утром пароход туда приходит. Да и женщины наверняка туда сдут, может, даже антиповские есть. Попрошу, за тобой посмотрят.

Село Антиповка — родина моих родителей. Я там была до войны несколько раз. Ура! Купаться буду, по горам лазать. А главное, у тети Мани, папиной родной сестры, корова есть, а у бабы Сани, маминой тети, — козы. Я представила, как пью не из какого-то стакана, а прямо из горшка козье молоко, густое, как сливки, прохладное, Я стала быстро одевать Толика. В садик идти было довольно далеко — к бывшему стадиону, но настроение у меня было отличное. И утро на меня действовало. Умытое-умытое, ясноглазое, как мой братик. Он что-то лопотал, а я крепко держала его за руку и шла по знакомой дорожке, не отклоняясь ни на шаг, — боялась мин. Вдруг я почувствовала какую-то беспокойную нежность к нему. Она нахлынула на меня неожиданно, как слепой дождик. Я даже остановилась. Мне захотелось его чмокнуть, и я чмокнула. Он засмеялся и потянул меня вперед. Я не знала тогда, что вижу его в последний раз. В тот день я уехала в деревню. В деревне все было так, как я и представляла, даже лучше. С Палькой, дочкой бабы Сани, и другими деревенскими девчонками целыми днями торчала на Волге. От неумеренного купания по лицу пошли цыпки. Баба Саня говорила мне:

— Господь с тобой, Лилька, уймись. Волга-то так и будет течь, а тебя мама родная не узнает.

— Узнает, — говорила я, — еще как!

Мы не только любили купаться. Еще ходили за травой для коз.

В то роковое воскресенье, когда все случилось, мы лазали по крутому склону берега и рвали траву. В меня словно бес вселился. Я смеялась до упаду. Закачусь и падаю на охапку травы. А то возьму эту охапку, залезу на самую вершину склона и… кубарем вниз.