Этгар Керет - Внезапно в дверь стучат

Майкл, сидящий рядом со мной, давно меня не слушает. Сначала я думал, он напрягся, потому что решил, будто я с ним заигрываю, а потом я заподозрил, что он-то как раз гей и обиделся на меня за мой рассказ, из которого вроде как следует, что целоваться с мужчинами противно. Но когда я заглядываю ему в глаза, там нет ни обиды, ни напряга — только много миль, что накапливаются и превращаются в апгрейд, в стюардесс посимпатичнее, в кофе повкуснее, в сиденья попросторнее. Обнаружив это, я чувствую себя виноватым. Мне уже случалось видеть это в глазах людей, с которыми я разговариваю, — не сиденья попросторнее, а тот факт, что они не слушают, что они пребывают где-то еще. И я всегда чувствую себя виноватым. Моя жена говорит, что это я зря. Что моя привычка много болтать — это крик о помощи. Что неважно, какие слова вылетают у меня изо рта, на самом деле в этот момент я кричу: «Спасите!» Подумай об этом, говорит она, ты кричишь: «Спасите!» — а они в это время размышляют о другом. Если кому и должно быть неловко, то им, а не тебе. Язык у моей жены мягкий и приятный. Ее язык — самое лучшее место в мире. Если бы он был чуть длиннее и чуть шире, я бы переехал туда жить. Я бы завернулся в него, как кусочек рыбы в рис. Если сравнить то, с каким языком я начал целоваться, и то, чего я достиг, можно сказать, что я кое-чего добился в жизни. Что я тоже проделал нехреновый апгрейд. Честно говоря, я ни разу не летал бизнес-классом, но если разница между ним и экономом — это как разница между языком моей жены и языком Цахи-Цлиля Дрокера, я был бы готов неделю прожить в самой жаркой сукке мира с самым мерзким дядей на свете, чтобы получить такой апгрейд.

По громкой связи сообщают, что мы вот-вот приземлимся. Я продолжаю болтать. Майкл продолжает не слушать. Земной шар продолжает вращаться вокруг своей оси. Еще четыре дня, любовь моя. Еще четыре дня — и я вернусь к тебе. Еще четыре дня — и я снова смогу молчать.

Гул самолетных моторов не слышен. Ничего не слышно. Кроме, может быть, тихих завываний стюардесс у него за спиной, несколькими рядами дальше по проходу. Сквозь овальный иллюминатор Шкеди смотрел на облако, парившее прямо под ним. Он представлял себе, что самолет камнем падает сквозь это облако, пробивая дыру, которая быстро затянется от первого же дуновения ветра, даже шрама не останется. «Только бы не упасть, — думал Шкеди, — только бы не упасть».

За сорок секунд до кончины Шкеди явился ангел, весь в белом, и сказал, что Шкеди получил право загадать одно, последнее в жизни желание. Шкеди поинтересовался, что, собственно, означает слово «получил»: идет ли речь как бы о выигрыше в лотерее или же о чуть более лестной ситуации — «получил» в том смысле, в котором получают медаль за заслуги. Ангел пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он с вполне ангелической честностью. — Мне сказали явиться и быстренько выполнить, а почему — не сказали.

— Жалко, — сказал Шкеди, — потому что это-то как раз дико интересно. Особенно сейчас, когда я собираюсь покинуть этот мир и все такое, мне очень важно знать, покидаю я его просто счастливчиком или человеком, которого вроде как похлопали по плечу.

— Сорок секунд — и ты издох, — равнодушно сказал ангел. — Если хочешь все сорок это пережевывать, мне норм. Абсолютно. Просто врубись, что у тебя окно возможностей закрывается.

Шкеди врубился и поспешил сформулировать просьбу. Но не раньше, чем взял на себя труд попенять ангелу на его странную манеру выражаться. В смысле, странную для ангела. Ангел обиделся:

— Что значит — для ангела? Ты за всю свою жизнь хоть раз слышал, как ангелы разговаривают, чтобы такое мне заявлять?

— Нет, — признался Шкеди.

Ангел внезапно стал выглядеть гораздо менее ангелически и располагающе, но это было еще ничего по сравнению с тем, как он стал выглядеть, услышав желание Шкеди.

— Мир во всем мире?! — заорал он в ярости. — Мир во всем мире? Да ты издеваешься надо мной!

И тут Шкеди умер.

Шкеди умер, а ангел остался. Остался с самым утомительным и сложным желанием, какое его когда-либо просили исполнить. Обычно люди просят новую машину для жены, квартиру для ребенка. Вполне терпимые вещи. Умеренные. Но мир во всем мире — тот еще проект. Сначала мужик достает его вопросами, как телефонную справочную, потом обижает — мол, он странно разговаривает, — а под конец навьючивает сверху мир во всем мире. Если б этот мужик не откинулся, ангел бы пристал к нему, как герпес, и нудил бы, пока тот бы не поменял желание. Но мужик уже переправил душу на седьмое небо, и поди ее теперь там найди.